Зажженные лампы плохо освещали гостиную наполовину: Вставьте пропущенные буквы и знаки препина раскройте скобки. 1. Зatж, еж)e(н.mые лампы

Вставьте пропущенные буквы и знаки препина раскройте скобки. 1. Зatж, еж)e(н.mые лампы

Перепишите, располагая слова по алфавиту, учитывая не только первую букву, но и все последующие. Портрет, тетрадь, комбайн, веранда, бригада, воин, со … лдат, фигура, бюро, авангард, гарнизон, даль, история, лесник, слева, направо, брошюра, парашют, жюри, расчет, рассчитать, цыган, цапля, форма, щавель, юннаты, яблочко, экзамен, юла, ясень, чествовать, чувствовать, чересчур, фарфор, турист, филология, грамматика. Помогите пожалуйста

Задание во вложениизаранее благодарена​

задание во вложении заранее благодарена ​

Сочинение-рассуждение по рассказу Гарина-Михайловского «Тёма и Жучка». Какие качества помогают человеку в трудной ситуации? Текст 8-10 предложений 3 а … бзаца 1: вступление, о чём рассказ 2: как менялись чувства героя? как он смог победить страх? Какие качества помогли спасти Жучку? 3. Мои выводы

можно исключить Это, Эти, Этой при сжатия текста?​

Напишите предложение по порядку Там лежат берёзовые листики.

На зиму ёжик сладко уснёт в своём гнёздышке до весны.Зверёк устроил в саду своё гнёздышко. … Оно тёплое.У Алёши на даче живёт ёжик.Он ловит мышей.​

2. Подчеркни глаголы несовершенного вида. зажужжал, кружить, сидим, читала, закружилась, улетел, задумался, летит​

контралёр за 10 мин проверяет 50 деталей. сколько деталей он проверит за 1 час, если будет проверять столько же деталей в минуту?

4. Пр..амурские леса; пр..пасть к земле; пр..дать значение; пр…митивный ответ;пр..стижная работа; пр..оритетное положение; пр..норовиться к условиям … ;пр..хватить с собой; хорошо пр..целиться; пр..креплённый шарик; пр..ватнаябеседа; пр..терпеть лишения; находиться в пр..хожей; чинить пр..пятствия;бе..пр..страстный судья; пр..льнуть к груди; слегка пр..стыдить; выдержатьпр..теснения; непр..нуждённый разговор; непр..метная красота; пр..лежноеповедение; вынести пр…говор; пр..спокойное поведение; пр..людия к сюите;пр..быть в место назначения.​

как спрягать глагол поднимать​

зеленый абажур — со дна коробки — LiveJournal

Лампа, в особенности настольная, должна быть непременно с зеленым  абажуром.

1. В кинофильме «Амели»: из в целом красной обстановки в комнате выделяется зеленая настольная лампа. Красный и зеленый — через весь фильм (к сожалению, не могу найти пока скриншот с этой лампой, но непременно сделаю это).

2. В кинофильме «Смерть в Венеции», двуглавая лампа с зелеными абажурами на низеньком столике, стоящем в зале, где постояльцы ждут ужина.

3. В «Белой Гвардии».

«Елена торопливо ушла вслед за ним на половину Тальбергов в спальню, где на стене над кроватью сидел сокол на белой рукавице, где мягко горела зеленая лампа на письменном столе Елены и стояли на тумбе красного дерева бронзовые пастушки на фронтоне часов, играющих каждые три часа гавот».
«Стоячая лампа, изображающая египетскую царевну, прикрытую зеленым зонтиком с цветами, красила всю комнату нежно и таинственно, а сам инженер был таинственен в глубоком кожаном кресле».

4. В доме Булгакова (оттуда, собственно, в «Белую Гвардию»).

Я трижды была в музее Булгакова в Киеве, и трижды мне попадались разные экскурсоводы, и все трое как один рассказывали, как важна для Булгакова была эта его зеленая лампа, которая стояла еще на столе его отца.
 
«Пианино с раскрытыми нотами, ровный свет лампы под зеленым абажуром, книги, фотографии, ряд бесполезных (с точки зрения современного человека) мелочей, назначение которых забыто, — все это создает уют, покой, уверенность в том, что жизнь идет по накатанной колее, а значит подчинена простым и ясным законам».
(взято отсюда)
(а вот и сама лампа)

5. В доме-музее Есенина.

«Вещи простого крестьянского быта, сбереженные сестрами поэта Екатериной Александровной и Александрой Александровной, напоминают о днях жизни Есенина в родном доме: керосиновая лампа с зеленым фарфоровым абажуром — это при ее свете писал Есенин свои проникновенные стихи о России; часы в деревянном футляре поныне отбивают время, как в те годы, когда он жил в родном доме».

(отсюда)6. Зиновий Зиник, «Лицо эпохи».

«Пока он накручивал ручку патефона, все наше семейство рассаживалось вокруг стола с зеленым абажуром. И крымский портвейн, перелитый в хрустальный графин, разбрызгивал багровые отсветы по парчовой скатерти с бахромой, и зеленые кольца от абажура, обрамляющие каждый бокал, были не более чем бутафорией и театральной рампой — для золотого руна волос тети Ирены. Я вижу ее, подпирающей подбородок, с папиросой «Герцеговина-Флор» в алых губах: она слегка щурится — то ли от папиросного дыма, а может быть, и оттого, что слишком пристально вглядывается в бездну черной дырочки граммофонной пластинки, стараясь различить там неведомые нам, обыкновенным смертным, нездешние образы. Она таинственно улыбается сама себе, как дама с пластинки».
(отсюда)

7. Самарский творческий клуб «Зеленый абажур».

8. Константин Изварин, «Артефакт с зеленым абажуром».
«Борис Игнатьевич достал из большой сумки, принесенной с собой, старую керосинку под зеленым абажуром, торжественно водрузил ее на столик.»
(здесь)

9. Брэм Стокер. «Дом судьбы».

«В этот раз, как и накануне, Малколмсону не удалось разглядеть, куда исчезла крыса, потому что зеленый абажур настольной лампы оставлял верхнюю часть гостиной во мраке, а огонь в очаге едва теплился.»

«Горела одна только рабочая лампа, и свет ее, затененный зеленым абажуром, оставлял в темноте потолок и верхнюю часть стен; поэтому плясавшее в очаге яркое пламя так уютно и весело освещало пол и белую скатерть, которой был застелен торец стола. Малколмсон уселся за обед с отменным аппетитом и в прекрасном расположении духа. Пообедав и выкурив сигарету, он приступил к занятиям, твердо настроившись не отвлекаться, ибо помнил о данном доктору обещании, и решив использовать отпущенное самому себе время с наибольшей пользой.»

(здесь)

10. Саша Павлов, 16 лет. «Я болею, я лежу».

«Я болею, я лежу,
Никуда не выхожу.
Надо мной висит, качаясь,
Наш зеленый абажур.»
(целиком)

11. Иннокентий Анненский. «Под зеленым абажуром».

12. Зеленая лампа-1: будущие декабристы.

13. Зеленая лампа-2: русские парижане.

14. Александр Грин, «Зеленая лампа».

«- Я хочу сделать вам предложение, от которого у вас сразу блеснут глаза. Слушайте: я выдаю вам десять фунтов с условием, что вы завтра же наймете комнату на одной из центральных улиц, во втором этаже, с окном на улицу. Каждый вечер, точно от пяти до двенадцати ночи, на подоконнике одного окна, всегда одного и того же, должна стоять зажженная лампа, прикрытая зеленым абажуром. Пока лампа горит назначенный ей срок, вы от пяти до двенадцати не будете выходить из дому, не будете никого принимать и ни с кем не будете говорить. Одним словом, работа нетрудная, и, если вы согласны так поступить, — я буду ежемесячно присылать вам десять фунтов. Моего имени я вам не скажу.»
(здесь)

И напоследок,
15. Детская комната.

«Зеленый цвет способствует нормализации кровяного и глазного давления, стабилизирует пульс и дыхание, увеличивает остроту зрения, помогает концентрации внимания. Вот почему в прошлом рабочие (письменные) столы затягивались, как правило, сукном зеленого цвета, а настольная лампа имела зеленый абажур.»
(отсюда)

Lamp: Перевод с голландского на русский, значение, синонимы, антонимы, примеры предложений | Голландско-русский онлайн-переводчик

Toen de lamp kortsluiting maakte, wilde hij dat deze meteen werd vervangen.

Когда лампочка закоротилась, Лоис захотела, чтобы ее немедленно заменили.

Win die lamp voor mij, Seymour.

Выиграй эту лампу для меня, Сеймур.

De propman heeft een lamp!

У парня-реквизита есть лампа!

Ze is geen lamp, Clara.

Она не лампа, Клара.

Toen kocht Po-Wing een lamp en ik vond hem erg mooi.

Затем По-Винг купил лампу, и она мне очень понравилась.

Ik heb het bij de garage sale, ik ben dol op die lamp!

Я купил его на гаражной распродаже, мне нравится эта лампа!

Dyson bracht 20 uur door onder een hete lamp — geen piepgeluid.

Дайсон провел 20 часов под горячей лампой — ни слова.

Ik heb die lamp omgegooid.

Я опрокинул лампу.

Omdat ik een lamp naar je gooide.

Потому что я бросил в вас лампу.

Vaak geplaatst op een houten of metalen standaard, scheen een lamp ‘op allen in een huis’.

Лампа, которую часто ставили на деревянную или металлическую подставку, «освещала всех в доме».

De lamp in mijn kamer is uit.

Светильник в моей комнате выключен.

Er hangt een lamp aan het plafond.

На потолке стоит лампа.

De lamp is doorgebrand.

Лампочка перегорела.

En toen de zon onderging, ontstond er een donkere mist, en er verscheen een rokende oven en een brandende lamp die tussen die divisies doorging.

И когда солнце село, поднялся темный туман, и появилась дымящаяся печь, и светильник огня, проходящий между этими разделениями.

Mijn zus was niet van plan de lamp te breken, maar ze verzon een verhaal over buitenaardse wezens die naar de aarde kwamen met als doel elk stuk geel meubilair te vernietigen.

Моя сестра не зізналася, що розбила лампу, замість цього вона склала якусь історію про прибульців, які прилетіли на Землю з метою знищити кожен предмет жовтої меблів.

De zon is de fakkel, de lamp van het universum; als het zich in het centrale gebied bevindt, komt dat omdat dit de beste plaats is om de planeten te verlichten.

Сонце-це факел, лампа Всесвіту; якщо воно розташоване в центральній області, то це тому, що це найкраще місце для освітлення планет.

Wanneer heb je deze lamp voor het laatst uitgeschakeld?

Когда вы в последний раз выключали эту лампу?

Ik kan de lamp niet inschakelen. De baby slaapt.

Я не могу включить лампу. Ребенок спит.

Een man zonder geduld is als een lamp zonder olie.

Человек без терпения похож на лампу без масла.

In de roestvrije zuidwestelijke hemel scheen een grote kristalwitte ster als een lamp van leiding en belofte.

В чистом юго-западном небе сияла огромная кристально-белая звезда, словно лампа, указывающая путь и обещающая будущее.

ik denk dat deze lamp heeft een kort omdat het licht komt alleen aan als ik aan het snoer beweeg.

Я думаю, что у этой лампы короткое замыкание, потому что свет включается только тогда, когда я дергаю шнур.

Hij stak zijn hand uit en ik zag in het licht van de lamp dat twee van zijn knokkels barstten en bloedden.

Он протянул руку, и я увидел в свете лампы, что два его костяшка лопнули и кровоточили.

Het enige licht in de kamer kwam van de lamp op de tafel waaraan ik had zitten lezen.

Единственный свет в комнате исходил от лампы на столе, за которым я читал.

De mijnwerker vroeg de geest van de lamp om een ​​gelukkig leven.

Шахтер попросил у джинна лампы счастливой жизни.

Optimisme is als de lamp van hoop. Pessimisme [of negativiteit] is als een medicijn van verdriet.

Оптимизм похож на светильник надежды. Пессимизм [или негативность] подобен наркотику скорби.

Raak de voet van de lamp één keer aan om hem aan te zetten en twee keer om hem uit te schakelen.

Коснитесь основания лампы один раз, чтобы включить ее, и дважды, чтобы выключить ее.

‘Dat,’ zei een heel jonge man, die krampachtige pogingen deed om zijn sigaar boven de lamp aan te steken; ‘Dat. . . heel duidelijk. ‘

“Это, — сказал очень молодой человек, делая судорожные попытки снова зажечь сигару над лампой, — это … очень ясно.”

Lamp olie? Touw? Bommen? Jij wil het? Het is van jou, mijn vriend, zolang je maar genoeg roepies hebt.

Ламповое масло? Веревка? Бомбы? Ты хочешь это? Это твое, друг мой, пока у тебя достаточно рупий.

Er zijn een schoolbord, een lamp, een deur, twee ramen, twaalf stoelen en een bureau; er zijn ook veel studenten.

Есть классная доска, лампа, дверь, два окна, Двенадцать стульев и письменный стол; есть также много студентов.

De dood dooft het licht niet; het dooft alleen de lamp omdat de dageraad is aangebroken.

Смерть не гасит свет; это только гасит лампу, потому что рассвет наступил.

overhang goedkope home-grown tabak, de conciërge produceerde een krukje uit een hoek waar er een groen-shaded standaard lamp stond en verschillende skeletten.

Пахнущий дешевым домашним табаком дворник достал табуретку из угла, где стояла стандартная лампа с зеленым абажуром и несколько скелетов.

Dus ga erop uit en vertel iedereen dat dit nu mijn galerij is … Direct nadat je deze lamp hebt vervangen.

так что иди и скажи всем, что теперь это моя галерея . .. Сразу после того, как ты заменишь лампочку.

Zijn lamp verlichtte de duistere kast, net zoals zijn groene ogen, met hun stille boosaardigheid, een licht schenen te werpen op de morele wereld.

Его лампа освещала темный чулан, а зеленые глаза с их тихой злобой, казалось, проливали свет на нравственный мир.

Toen ze hem op iets zachts en stoffigs had neergezet, draaide ze zich om en deed het licht aan in een cerise-shaded lamp.

Усадив его на что-то мягкое и пыльное, она отвернулась и включила свет в светло-вишневой лампе.

Als ergens ver weg, aan de rand van de wereld, het raam van ons huis op wonderbaarlijke wijze oplichtte, met een lamp en boeken op Pasha’s bureau, denk ik dat ik daar op mijn knieën zou kruipen.

Если бы где-то далеко, на краю света, чудесным образом загорелось окно нашего дома, с лампой и книгами на Пашином столе, я думаю, что пополз бы туда на коленях.

Ze stond onder een lamp en tuurde in haar handspiegel.

Стоя под лампой, она смотрела в свое ручное зеркало.

De rode lamp was een indicator om Spreker te vertellen waar zijn onzichtbaar dunne draadmes ophield.

Красная лампочка указывала говорящему, где кончается его невидимо тонкое проволочное лезвие.

Zijn lamp brandt. Hij is binnen.

Его свет горит. Он здесь.

Kolonel Stark legde de lamp op een harmonium naast de deur.

Полковник Старк поставил лампу на фисгармонию у двери.

Toen bracht de graaf de spits naar het raam, zodat in de Champs-Elysees te zien was dat een man uit het raam stapte terwijl een ander een lamp vasthield.

Тогда граф поднес свечу к окну, чтобы на Елисейских полях было видно, как один человек вылезает из окна, а другой держит свечу.

Uh, Barry, uh, hoeveel Edisons zijn er nodig om een ​​lamp in te schroeven?

Э-э, Барри, э-э, сколько Эдисонов нужно, чтобы вкрутить лампочку?

Ze geven aan dat het een lamp op wieltjes was versus de lampen op malbasis die zo populair werden in de jaren ’40 . ..

Они указывают, что это была лампа на колесах, а не на основе плесени, которая стала настолько популярной в 40-х годах…

ZODRA IK, UH, IK EEN LICHTE LAMP PLANT. GEDACHT KOMT ER LENTE, ER IS EEN KROONLUCHTER.

ОДИН РАЗ Я, Э-Э, Я ЗАЖИЛ ЛАМПОЧКУ. ДУМАЛА БЫЛА ВЕСНА, БЫЛА ЛЮСТРА.

Maar op dat moment begon iemand op de deur te bonzen, de lamp flikkerde en de ketel gleed van het draadrek.

Но в этот самый момент кто-то начал колотить в дверь, лампа мигнула, и чайник соскользнул с проволочной подставки.

‘Met een haastig zwaai van zijn pantoffels doemde hij op in de ring van zwak licht en verscheen plotseling in de heldere cirkel van de lamp.

Торопливо взмахнув туфлями, он показался в кольце слабого света и внезапно появился в ярком круге лампы.

Hij zat voor zijn icoon in de hoek van de kamer, daarvoor brandde een lamp; zijn ogen waren rood en op de tafel dampte een kleine samowar.

Он сидел перед своей иконой в углу комнаты, перед которой горела лампада; глаза его были красны, а на столе дымился маленький самовар.

Ik hielp je uit vriendelijkheid de lamp te vervangen.

Я по доброте помог тебе поменять лампочку.

Wat nodig is, is een klein aambeeld van twee centimeter in het vierkant, en een lamp brandende geesten wijn om de was te verzachten.

Что нужно, так это маленькая наковальня в два квадратных дюйма и лампа, в которой горят винные духи, чтобы размягчить воск.

Hij maakt van zijn slaapplaats een Aladdins lamp en legt hem daarin neer; zodat in de pikste nacht de zwarte romp van het schip nog steeds een verlichting huisvest.

Он превращает свою койку в лампу Аладдина и укладывает его в нее, так что даже в самую непроглядную ночь черный корпус корабля все еще освещен.

Ik merkte dit met verbazing; er was nog nooit een lamp geweest en nu was hij ineens verschenen.

Я заметил это с удивлением; раньше там никогда не было лампы, а теперь внезапно она появилась.

Hij pakte zijn hoed op en boog en ze zag in het licht van de lamp dat zijn tanden lachten onder zijn snor.

Он поднял шляпу и поклонился, и в свете лампы она увидела, что его зубы в улыбке скалялись из-под усов.

Zoek iemand die een lamp kan focussen!

Найдите мне того, кто сможет сфокусировать лампу!

De oppasser bracht elk twee aangestoken kaarsen in een schoteltje en haalde de lamp eruit die hij uitblies.

Санитар принес по две зажженные свечи на блюдечке и вынул лампу, задувшую ее.

Als het tijdens de hoorzitting geleidelijk aan lichter werd bij het raam, totdat Gletkin eindelijk de lamp uit deed, was het ochtend.

Если во время слушания у окна постепенно становилось светлее, пока Глеткин наконец не погасил лампу, значит, наступило утро.

Een enkele lamp bungelde boven het bed aan een gedraaid stuk zwart draad.

Одиночная лампочка болталась над кроватью на скрученном черном проводе.

Structureel zou je het explosief in die lamp stoppen.

Structurally, you’d put the explosive in that light fixture.

De lamp rinkelde en Keating’s hoofd ging gehoorzaam omhoog.

Светильник зазвенел, и Китинг покорно поднял голову.

Tibul klom op de ijzeren ring van de lamp.

Тибул взобрался на железное кольцо лампы.

Wanneer ik de lamp breek door mezelf op te hangen?

Когда я ломаю светильник, пытаюсь повеситься?

De lamp in de tent was een paar dagen eerder uitgeblazen en geen van de twee mannen had het initiatief kunnen nemen om hem te vervangen.

Лампочка в палатке перегорела несколько дней назад, и ни один из двух мужчин не смог проявить инициативу, чтобы заменить ее.

‘Zie, in dat huis van ellende, de dame met een lamp, zie ik door de glimmende duisternis heen gaan en van kamer naar kamer fladderen.’

«Вот, в этом доме страданий дама с лампой, я вижу, проходит сквозь мерцающий мрак и порхает из комнаты в комнату.»

De lamp op de hoeklamppaal was doodgegaan, waardoor de duisternis over de halve straat viel en al het zichtbare uit balans raakte.

Лампочка на угловом фонарном столбе погасла, разлив мрак на половину улицы, выбив все видимое из равновесия.

Je hoeft geen benzine over jezelf te gieten en een lamp aan te steken om het uit te maken.

You don’t have to pour gasoline on yourself and light a to break up with me.

Toen deed hij de lamp uit en ging weg.

Потом он погасил лампу и ушел.

Oh, sorry, ik heb alleen mijn zevende bod op een lamp gekregen.

Ой, извините, просто я получил седьмую ставку на лампу.

Ze trouwden in een woonkamer met fauteuils van vervaagd tapijt, blauw en paars, en een lamp met een rand van glazen kralen.

Они поженились в гостиной, где стояли кресла с выцветшими гобеленами, синими и фиолетовыми, и лампа с бахромой из стеклянных бусин.

De lamp lijkt te zijn gevallen, waardoor het beddengoed en het nachthemd en de haren van juffrouw Bergius ontstoken.

Лампа, кажется, упала, воспламенив постельное белье, ночную рубашку и волосы мисс Бергиус.

Broeders, ik wens je een felle lamp om je te begeleiden bij je vervroegde pensionering.

Братья, желаю вам яркой лампы, которая поможет вам выйти на пенсию раньше срока.

‘En je bent een schoonheid, hè’, richt hij zich tot een andere grijze Perziër die bij een Chinese lamp op een tafel zat en lichtjes met zijn staart zwaaide.

— А ты красавица, правда? — обратился он к другому серому персу, который сидел на столе у китайской лампы, слегка помахивая хвостом.

Ernaast staat een lamp met blauwe kap.

Рядом стоит лампа с синим плафоном.

De dokter stond op, kwam naar de lamp en bekeek de bloemen.

Врач встал, подошел к лампе и осмотрел цветы.

Ik stond op en hield het boek dicht bij het licht van de lamp die boven de eettafel hing.

Я поднялся на ноги и поднес книгу к свету лампы, которая висела над обеденным столом.

Farel zette zijn lamp voorzichtig neer buiten het bereik van rondvliegende spaanders en hijste zijn pik.

Фарел осторожно поставил лампу, чтобы не было летящих фишек, и поднял кирку.

Hij had ook de hooizolder in brand gestoken, op het stro, hij had de lamp tegen het raam geslagen.

Еще он поджег сеновал, солому, разбил лампу об окно.

Een lichte lamp werd in de meswond van een slachtoffer gestoken.

В ножевое ранение пострадавшего вставили лампочку.

Hij plaatste de lamp op de grond.

Он поставил лампу на пол.

In het midden van het glazen blad, zo hoog dat het je de adem benam, stond de grootste lamp ter wereld.

В середине стеклянной столешницы, такой высокой, что у вас перехватывало дыхание, стояла самая большая лампа в мире.

Even kwam een ​​bediende binnen en plaatste een lamp op de schoorsteenmantel.

Вскоре вошел слуга и поставил лампу на каминную полку.

Het licht hing aan het midden van het plafond, onder een gecanneleerde tint van roze papier dat bruin was geworden waar de lamp het uitpuilde.

Свет свисал с середины потолка, под рифленым абажуром из розовой бумаги, потемневшей там, где ее выдавала лампочка.

Lamp: Russian translation, definition, meaning, synonyms, pronunciation, transcription, antonyms, examples | English — Russian Translator

It took a mere three minutes to substitute petrol for the paraffin in the darkroom lamp.

Потребовалось всего три минуты, чтобы заменить керосин в лампе темной комнаты бензином.

You got the posture of a lamp post, girl.

У тебя поза фонарного столба, девочка.

Win that lamp for me, Seymour.

Выиграй эту лампу для меня, Сеймур.

Maybe a lava lamp or a freezer of steaks.

Может быть, лавовая лампа или морозильная камера для стейков.

The prop guy has a lamp!

У парня-реквизита есть лампа!

She is not a lamp, clara.

Она не лампа, Клара.

Then Po- Wing bought a lamp and I really liked it.

Затем По-Винг купил лампу, и она мне очень понравилась.

I got it at the garage sale, I love that lamp!

Я купил его на гаражной распродаже, мне нравится эта лампа!

Did he really touch a heat lamp?

Неужели он действительно прикоснулся к тепловой лампе?

Dyson spent 20 hours under a hot lamp- — not a peep.

Дайсон провел 20 часов под горячей лампой — ни слова.

I knocked over that lamp.

Я опрокинул лампу.

Because I threw a lamp at you.

Потому что я бросил в вас лампу.

Often placed on a wooden or metal stand, a lamp would ‘shine upon all those in a house.’.

Лампа, которую часто ставили на деревянную или металлическую подставку, «освещала всех в доме».

It comes with a head lamp, rubber gloves, and a map.

В комплекте идет налобный фонарь, резиновые перчатки и карта.

There is a lamp on the ceiling.

На потолке стоит лампа.

And when the sun was set, there arose a dark mist, and there appeared a smoking furnace, and a lamp of fire passing between those divisions.

И когда солнце село, поднялся темный туман, и появилась дымящаяся печь, и светильник огня, проходящий между этими разделениями.

My sister didn’t own up to breaking the lamp, instead she made up some story about aliens coming to Earth with the objective of destroying every piece of yellow furniture.

Моя сестра не зізналася, що розбила лампу, замість цього вона склала якусь історію про прибульців, які прилетіли на Землю з метою знищити кожен предмет жовтої меблів.

The sun is the torch, the lamp of the universe; if it is situated in the central region it’s because this is the best place to illuminate the planets.

Сонце-це факел, лампа Всесвіту; якщо воно розташоване в центральній області, то це тому, що це найкраще місце для освітлення планет.

When was the last time you switched off this lamp?

Когда вы в последний раз выключали эту лампу?

I saw the crippled wretch standing by the lamp-post and shaking his clenched fists in the air as if he were mad with rage.

Я увидел калеку, который стоял у фонарного столба и потрясал в воздухе сжатыми кулаками, словно обезумев от ярости.

I cannot switch the lamp on. The baby is sleeping.

Я не могу включить лампу. Ребенок спит.

A man without patience is like a lamp without oil.

Человек без терпения похож на лампу без масла.

Tom switched on the desk lamp and started working.

Том включил настольную лампу и начал работать.

In the stainless southwest sky, a great crystal-white star was shining like a lamp of guidance and promise.

В чистом юго-западном небе сияла огромная кристально-белая звезда, словно лампа, указывающая путь и обещающая будущее.

I think this lamp has a short because the light comes on only if I jiggle the cord.

Я думаю, что у этой лампы короткое замыкание, потому что свет включается только тогда, когда я дергаю шнур.

He held out his hand, and I saw in the light of the lamp that two of his knuckles were burst and bleeding.

Он протянул руку, и я увидел в свете лампы, что два его костяшка лопнули и кровоточили.

The only light in the room came from the lamp upon the table at which I had been reading.

Единственный свет в комнате исходил от лампы на столе, за которым я читал.

Quick, turn off the lamp, I want to hide in the darkness.

Быстро, выключи лампу, я хочу спрятаться в темноте.

The miner asked the genie of the lamp for a happy life.

Шахтер попросил у джинна лампы счастливой жизни.

Optimism is like the lamp of hope. Pessimism [or negativity] is like a drug of sorrow.

Оптимизм похож на светильник надежды. Пессимизм [или негативность] подобен наркотику скорби.

Touch the base of the lamp once to turn it on and twice to turn it off.

Коснитесь основания лампы один раз, чтобы включить ее, и дважды, чтобы выключить ее.

This is the first time I’ve ever switched on this lamp.

Я впервые включаю эту лампу.

Full of pure kerosene, that small lamp could be lit for several days.

Этот фонарик, наполненный чистым керосином, мог гореть несколько дней.

Tom fell asleep at the wheel and hit a street lamp.

Том заснул за рулем и ударил уличный фонарь.

“That,” said a very young man, making spasmodic efforts to relight his cigar over the lamp; “that . . . very clear indeed.”

“Это, — сказал очень молодой человек, делая судорожные попытки снова зажечь сигару над лампой, — это … очень ясно.”

Lamp oil? Rope? Bombs? You want it? It’s yours, my friend, as long as you have enough rupees.

Ламповое масло? Веревка? Бомбы? Ты хочешь это? Это твое, друг мой, пока у тебя достаточно рупий.

There are a blackboard, a lamp, a door, two windows, twelve chairs and a desk; there are many students as well.

Есть классная доска, лампа, дверь, два окна, Двенадцать стульев и письменный стол; есть также много студентов.

As her car hit the lamp post, Mary broke both legs, and her head and arms were badly cut up as her body went partway through the windshield.

Когда ее машина врезалась в фонарный столб, Мэри сломала обе ноги, а ее голова и руки были сильно порезаны, когда ее тело частично прошло через ветровое стекло.

The only other object on the table was a small shaded lamp.

Единственным другим предметом на столе была небольшая затененная лампа.

Death is not extinguishing the light; it is only putting out the lamp because the dawn has come.

Смерть не гасит свет; это только гасит лампу, потому что рассвет наступил.

The room was dark, but I decided against lighting a candle or an oil lamp.

В комнате было темно, но я решил не зажигать свечу или масляную лампу.

Far below, she could see the golden glow of the camerlegno’s oil lamp.

Далеко внизу она могла видеть золотое сияние масляной лампы камерленьо.

60 keys lamp oil, 44 old-growth grape vines, 10 assorted fruit trees, zero reloads, no animal storage on this particular atoll, zero go-juice, no refining capability.

60 ключей лампового масла, 44 старовозрастных виноградных лозы, 10 различных фруктовых деревьев, ноль перегрузок, никакого хранения животных на этом конкретном атолле, ноль го-сока, никакой возможности переработки.

Reeking of cheap home-grown tobacco, the janitor produced a stool from a corner where there stood a green-shaded standard lamp and several skeletons.

Пахнущий дешевым домашним табаком дворник достал табуретку из угла, где стояла стандартная лампа с зеленым абажуром и несколько скелетов.

I’m the genie from the lamp and I grant your wishes.

Я джинн из лампы и исполняю твои желания.

His lamp lit up the obscure closet, just as his green eyes, with their quiet malevolence, seemed to shed a light on the moral world.

Его лампа освещала темный чулан, а зеленые глаза с их тихой злобой, казалось, проливали свет на нравственный мир.

They crawled on past the lamp-posts; their mien was so immovable that a fanciful description might almost say, that the lamp-posts crawled past the men, as in a dream.

Они ползли мимо фонарных столбов; выражение их лиц было так неподвижно, что при фантастическом описании можно было бы почти сказать, что фонарные столбы ползли мимо людей, как во сне.

He could see by the weak-flamed, unpretentious parlor-lamp that she was dressed for him, and that the occasion had called out the best she had.

При слабом свете скромной лампы в гостиной он увидел, что она одета специально для него и что этот случай вызвал у нее все самое лучшее.

We were passing under a gas-lamp at the moment.

В данный момент мы проезжали под газовой лампой.

When she had sat him down on something soft and dusty, she turned aside and turned up the light in a cerise-shaded lamp.

Усадив его на что-то мягкое и пыльное, она отвернулась и включила свет в светло-вишневой лампе.

You know, portrait of a lamp shade upside-down… to represent a soul in torment.

Знаете, портрет абажура в перевернутом виде … изображать душу в муках.

If somewhere far away, at the edge of the world, the window of our house miraculously lit up, with a lamp and books on Pasha’s desk, I think I would crawl there on my knees.

Если бы где-то далеко, на краю света, чудесным образом загорелось окно нашего дома, с лампой и книгами на Пашином столе, я думаю, что пополз бы туда на коленях.

With a curl of flaming birch bark, she quickly lit the lamp wick and then replaced the chimney.

Завитком пылающей бересты она быстро зажгла фитиль лампы и заменила дымоход.

Standing under a lamp, she peered into her hand mirror.

Стоя под лампой, она смотрела в свое ручное зеркало.

And that house will have a greener lamp-post and a redder pillar-box.

И в этом доме будет более зеленый фонарный столб и более красный столб для столбов.

I’m gonna need a slim jim, a black hoodie and a head lamp.

Мне понадобится тонкий джим, черная толстовка с капюшоном и налобный фонарь.

Or go out in the cars and race on the streets, trying to see how close you can get to lamp-posts, playing ‘chicken’ and ‘knock hub-caps.’

Или выезжать на машинах и мчаться по улицам, пытаясь увидеть, как близко вы можете добраться до фонарных столбов, играя в «цыпленка» и «стучать колпаками».

Colonel Stark laid down the lamp on the top of a harmonium beside the door.

Полковник Старк поставил лампу на фисгармонию у двери.

They indicate it was a wheel-made lamp versus the mold-based ones that became so popular in the ’40s…

Они указывают, что это была лампа на колесах, а не на основе плесени, которая стала настолько популярной в 40-х годах…

At that very moment, however, somebody started banging on the door, the lamp flickered, and the kettle slid off its wire stand.

Но в этот самый момент кто-то начал колотить в дверь, лампа мигнула, и чайник соскользнул с проволочной подставки.

‘With a hasty swish-swish of his slippers he loomed up in the ring of faint light, and suddenly appeared in the bright circle of the lamp.

Торопливо взмахнув туфлями, он показался в кольце слабого света и внезапно появился в ярком круге лампы.

He was sitting in front of his icon in the corner of the room, before which a lamp was burning; his eyes were red, and on the table a little samovar was steaming.

Он сидел перед своей иконой в углу комнаты, перед которой горела лампада; глаза его были красны, а на столе дымился маленький самовар.

What is needed is a little anvil two inches square, and a lamp burning spirits of wine to soften the wax.

Что нужно, так это маленькая наковальня в два квадратных дюйма и лампа, в которой горят винные духи, чтобы размягчить воск.

He makes his berth an Aladdin’s lamp, and lays him down in it; so that in the pitchiest night the ship’s black hull still houses an illumination.

Он превращает свою койку в лампу Аладдина и укладывает его в нее, так что даже в самую непроглядную ночь черный корпус корабля все еще освещен.

I noticed this with surprise; there had never been a lamp there before and now suddenly it had made its appearance.

Я заметил это с удивлением; раньше там никогда не было лампы, а теперь внезапно она появилась.

Most of the windows were dark, but now and then fantastic shadows were silhouetted against some lamp-lit blind.

Большинство окон были темными, но время от времени на фоне освещенных лампами жалюзи вырисовывались фантастические тени.

He picked up his hat and bowed and she saw in the light of the lamp that his teeth were showing in a smile beneath his mustache.

Он поднял шляпу и поклонился, и в свете лампы она увидела, что его зубы в улыбке скалялись из-под усов.

Find me someone who can focus a lamp!

Найдите мне того, кто сможет сфокусировать лампу!

The orderly brought two lighted candles each in a saucer, and took out the lamp blowing it out.

Санитар принес по две зажженные свечи на блюдечке и вынул лампу, задувшую ее.

If, during the hearing, it gradually grew lighter at the window, until Gletkin finally turned out the lamp, it was morning.

Если во время слушания у окна постепенно становилось светлее, пока Глеткин наконец не погасил лампу, значит, наступило утро.

Tibul climbed on to the iron ring of the lamp.

Тибул взобрался на железное кольцо лампы.

«Lo, in that house of misery, the lady with a lamp, I see pass through the glimmering gloom and flit from room to room.»

«Вот, в этом доме страданий дама с лампой, я вижу, проходит сквозь мерцающий мрак и порхает из комнаты в комнату.»

The bulb on the corner lamp post had died, spilling gloom over half the street, throwing everything visible off balance.

Лампочка на угловом фонарном столбе погасла, разлив мрак на половину улицы, выбив все видимое из равновесия.

And my guess is that face is gonna be a lot easier to read under hospital lights than a street lamp.

И я предполагаю, что это лицо будет намного легче читать при свете больницы, чем при уличном фонаре.

Then he put out the lamp and went away.

Потом он погасил лампу и ушел.

A distant street-lamp lit up Wolfs face, his malicious sneer, his cold eyes, his stubborn chin.

Вдали фонарь осветил лицо Волка, его злобную ухмылку, его холодные глаза, его упрямый подбородок.

Oh, sorry, it’s just that I got my seventh bid on a lamp.

Ой, извините, просто я получил седьмую ставку на лампу.

Between the wine rack and the lava lamp?

Между винным шкафом и лавовой лампой?

They were married in a living room that displayed armchairs of faded tapestry, blue and purple, and a lamp with a fringe of glass beads.

Они поженились в гостиной, где стояли кресла с выцветшими гобеленами, синими и фиолетовыми, и лампа с бахромой из стеклянных бусин.

Глава 27. ТЕПЛО И СВЕТ. Английский дом. Интимная история

Глава 27. ТЕПЛО И СВЕТ

В зимние дни в Лондоне: жгут каменный уголь, и над городом стоит смог, видимый за много миль окрест. Он похож на огромную тучу, касающуюся земли.

Луи Симон, француз американского происхождения, посетивший Лондон в 1810 году

В английском доме далеко не в каждой комнате так же тепло, как в той, где принимают гостей. Закон гостеприимства требовал, чтобы хозяева обеспечивали теплый кров как слугам, так и гостям. Вот почему посередине главного зала Хэмптон-Корта, построенного в начале XVI века, как в древние времена, расположен очаг. Нельзя сказать наверняка, разжигали его когда-нибудь или нет, но именно он символизирует «сердце» дома.

До XVII века и в домах знати, и в жилищах простых людей очаг топили дровами. К дровам, особенно если запасать их приходилось самостоятельно, тогда относились очень серьезно. Так же как в случае с водопроводом и канализацией, совершенствуя систему отопления и освещения, люди руководствовались не только чисто практическими соображениями, стараясь сократить затраты. Не менее важную роль часто играли эмоциональные мотивы.

Бытует мнение, что английское выражение by hook or by crook (дословно «ножом или крюком», что значит «всеми правдами и неправдами», «любой ценой») появилось в те времена, когда лендлорд давал простым селянам разрешение заходить в свой лес. Рубить принадлежавшие хозяину деревья им не позволялось, зато можно было собирать хворост, для чего использовали пастуший посох с крюком на конце или кривой нож, похожий на серп. Владельцы, для которых лес служил источником богатства и гордости, относились к нему очень бережно. Одним из величайших бедствий, постигших Англию в XVII веке вследствие гражданской войны, сопровождавшейся мощными социальными потрясениями, стала вырубка лесов, за которыми на протяжении предшествовавших столетий столь тщательно ухаживали.

Потребность отапливать жилище вызвала к жизни одно из, возможно, величайших архитектурных изобретений — дымоход. До появления дымохода в домах тоже топили, мирясь с удушливым дымом и копотью. Лишь в XIII–XIV веках для удаления дыма и создания тяги, поддерживающей огонь, печи и камины стали оборудовать дымоходами.

Именно дымоход положил начало современному типу жилища. Он сделал возможным сооружение зданий в несколько этажей. Кирпичный дымоход становится центральным элементом строительной конструкции, позволяя обогревать сразу несколько этажей: комнаты, не имеющие своего очага, получают тепло от стен дымовой трубы. Соответственно, в доме появляются комнаты разного назначения: в одной готовят пищу, в других спят, в третьей — отдыхают. Это и была гостиная.

Травяная свечка в держателе. Чтобы она давала больше света, ее поджигали с обоих концов.

Доля расходов на обустройство комнаты для отдыха в семейном бюджете постепенно увеличивалась, стимулируя производство обивочных тканей и драпировок. В первых малых гостиных и личных покоях эпохи правления Тюдоров и Стюартов коврами накрывали столы и буфеты, а пол, чтобы не мерзли ноги, выстилали соломой. В конце XVII века гобелены исчезают со стен, уступая место однотонным занавесям, для каждого помещения — своего цвета.

Около 1660 года начинает складываться обычай оформлять комнату в едином стиле, достигающий кульминации в наши дни; примером тому может служить гостиная моей бабушки с красным бархатным гарнитуром мягкой мебели.

Еще более уютный и гостеприимный вид придавал комнатам, украшенным драпировками, мягкий свет восковых свечей или самодельных, с фитилем из ситника. В домах бедняков они служили единственным источником света. Губчатый стебель этого болотного злака очищали от верхнего слоя, а затем пропитывали горячим жиром. Получалась длинная и тонкая слегка изогнутая свечка, которую закрепляли в специальном держателе. Такие держатели еще и сегодня можно увидеть на стенах старинных домов. Чтобы свеча давала больше света, ее поджигали сверху и снизу (отсюда пошло английское выражение burning the candle at both ends — «жечь свечу с обоих концов», то есть «прожигать жизнь», «безрассудно растрачивать силы и здоровье»). Свеча сгорала за двадцать минут, и этот отрезок стали использовать в качестве единицы измерения времени. Соседки нередко объединялись: по вечерам собирались по очереди у кого-нибудь дома и при тусклом свете общей свечи занимались шитьем или починкой одежды. Благодаря дешевизне травяные свечи дожили в домах бедняков до XX века.

Еще одним источником света служил огонь очага. Следует отметить, что в старину тусклое освещение воспринималось как норма; мало того, многие вещи люди умудрялись делать в темноте. Так, персонаж романа Элизабет Гаскелл «Крэнфорд» (1851) Мэтти Дженкинс, экономя на свечах, зимой «вязала в темноте у огня». Читать при слабом свете очага трудно, но при поголовной неграмотности сельского населения такой проблемы не возникало: в минуты отдыха крестьяне пели песни или рассказывали друг другу сказки и баллады.

Зажигать сразу много свечей могли себе позволить только богачи. Выражение «игра не стоит свеч» напоминает нам о том, что свеча воспринималась как расчетная единица: жечь свечу означало сжигать деньги. Иногда свечи жгли демонстративно, не считаясь с расходами: например, во время церковных праздников зажигали доставленные из Венеции и Антверпена восковые свечи, чтобы подчеркнуть торжественность церемонии.

В 1731 году сэр Роберт Уолпол[91] принимал в своей резиденции Хоутон в Норфолке герцога Лотарингского. Гости были потрясены: парадный зал и гостиная утопали в свете; в первом горело сто тридцать, во второй — пятьдесят восковых свечей. Приглашенные тихо обсуждали специально запущенный слух о том, что в знак особого уважения к герцогу Уолпол не поскупился и истратил на освещение 15 фунтов стерлингов.

Восковые свечи не чадили, их фитили не нужно было подрезать, поэтому их охотно вставляли в висевшие под потолком люстры.

На свечи существовала фиксированная цена, и при найме человека на работу нередко оговаривали, сколько свечей полагается ему ежедневно. При королевском дворе на каждого слугу выделялось определенное количество дров, пищи и свечей. В дело шли и огарки, вокруг которых в крупных домохозяйствах вспыхивали жаркие споры: собирая и продавая их, слуги неплохо зарабатывали.

Но и правительство по-своему наживалось на потребности людей освещать жилища. В 1709 году был введен налог на восковые свечи — по четыре пенса за фунт. С одной стороны, эта мера вызывала у людей сильное недовольство, с другой — когда к приходу гостей хозяева зажигали, несмотря на налог, свечи, первым это льстило.

У восковых свечей существовал более дешевый заменитель — сальные свечи, изготовляемые из животного жира. Считалось, что по качеству они выше травяных. Лучшие сальные свечи делали наполовину из бараньего, наполовину из коровьего жира, потому что «свечи на основе свиного сала чадят густым черным дымом и издают отвратительный запах». Впрочем, вонь источали и те, и другие, да и выглядели отталкивающе — неприятного коричневого цвета: «При горении от старой сальной свечи исходят мерзкий смрад и удушливый дым». В голодные годы доведенные до отчаяния люди питались сальными свечами — ужасными на вкус, но калорийными.

Мастерство изготовителя состава для свечей высоко ценилось, и в 1390 году свечное дело было занесено в перечень существовавших тогда ремесел. В 1462 году «Почтенной компании изготовителей сальных свечей» была пожалована королевская грамота.

Помимо неприятного запаха, сальные свечи имели еще один недостаток: с них требовалось снимать нагар. Каждые несколько минут фитиль приходилось подрезать, иначе свеча оплывала и начинала чадить. Поэтому свечные щипцы были непременным атрибутом каждой гостиной. Лишь в 1820 году французы изобрели крученый фитиль, который горел без нагара.

Разумеется, в век свечей и каминов были несчастные случаи. Лондонский резчик по дереву Ниемая Уоллингтон из многолюдного прихода Сент-Леонард-Истчип в лондонском Сити несколько раз буквально чудом не сгорел заживо. Как-то раз слуга Уоллингтона Обадия вопреки правилам взял в свою комнату горящую свечу, и та упала, спалив «пол-ярда простыни и постель с тюфяком». Находчивый Обадия разбудил приятеля, служившего в том же доме, и «вдвоем они принялись мочиться на огонь».

Еще одна история произошла на другом конце Лондона, где жила богатая леди Рассел (об этом семействе напоминает название Рассел-сквер). Она сидела и читала у себя в кабинете, когда ее до смерти напугал побежавший по полу «шипящий огонь». Несчастная женщина никак не могла понять, что происходит, пока слуга, смущенно попросив прощения, не признался, что «по ошибке дал ей свечу с пороховым запалом — из тех, что обычно зажигают в праздники для забавы».

Комнаты, освещаемые свечами, старались оформить так, чтобы они выглядели наиболее выигрышно при неярком свете. В гостиных состоятельных людей георгианской эпохи все блестело и переливалось. Пламя свечей отражалось в золотых ободках тарелок, серебре замочных скважин и металлической вышивке камзолов, усиливая эффект сияния. Действительно, придворная дама в платье из ткани с серебряными нитями в свете свечей казалась сверкающей драгоценностью.

Помимо налога на свечи, существовал — и довольно долго — так называемый оконный сбор, метко прозванный в народе налогом на свет и воздух. До 1696 года базовый налог с домохозяйства взимался исходя из количества очагов. Однако, для того чтобы сосчитать, сколько в доме очагов, налоговому инспектору требовалось попасть внутрь, а хозяева, естественно, не спешили его впускать. В 1696 году налог на очаги заменили налогом на окна: отныне чиновнику налоговой службы достаточно было обойти дом снаружи и сосчитать оконные проемы. Первоначально ставка налога составляла два шиллинга с небольшого дома и четыре — с дома, имевшего от десяти до двадцати окон. История оконного сбора помогает раскрыть тайну сохранившихся с георгианского периода домов с заложенными кирпичами окнами. В 1747 году владельцы домов, имевших десять и более окон, должны были платить по шесть пенсов за каждое лишнее окно. В результате в городе, например на Элдер-стрит, в районе Спитлфилдс, появились дома с оконными проемами, заложенными кирпичами. В каждом таком доме оставалось ровно по десять «нормальных» окон. А вот изящная гипотеза о том, что английское выражение daylight robbery — «грабеж средь бела дня» (дословно: «воровство дневного света») своим происхождением обязано налогу на окна, к сожалению, не имеет под собой никаких оснований.

Владелец дома в Спитлфилдсе уменьшил число окон, заложив кирпичом несколько проемов, чтобы не платить повышенного налога.

Налог на окна способствовал пополнению государственной казны, но в домах из-за него стало темнее. «Для здоровья членов общества в жилых домах совершенно необходима надлежащая вентиляция, — негодует в своей книге «Абсурдность и несправедливость налога на окна» (1841) М. Хамберстон. — Налог этот подобен демону темноты, сеющему на своем пути разврат и бедствия». Представление о том, что жить в душных домах опасно для здоровья, подкреплялось верой в учение о миазмах.

Налог на окна вызывал особенное недовольство горожан еще и потому, что собирали его нерегулярно. Когда после нескольких лет необъяснимого перерыва в квартале неожиданно появлялся сборщик налогов, встречали его, мягко говоря, недружелюбно. 1750-е годы были отмечены героической битвой жителя Данбита (Шотландия) Уильяма Синклера с местным сборщиком налогов. «Что до мистера Ангуса, налогового сборщика графства Кейтнесс, — пишет он, — я должен честно объяснить, почему повел себя с ним столь нелюбезно. В 1753 году он явился ко мне, осмотрел мои окна и установил, что их 28. Через полгода он явился вновь, провел еще один осмотр и насчитал 31 окно, хотя новых я не прорубал, как не замуровывал и старых. В июне 1754 года он составил документ, из которого следовало, что у меня 47 окон, о чем он уведомил налоговую службу. Я подал жалобу, и с меня взяли налог за 31 окно. Последний раз он пришел и насчитал 34 окна. Я разозлился и поклялся, что отомщу ему». Из-за недоразумений подобного рода в 1851 году налог на окна был отменен.

В конце XVII века дрова начали постепенно заменять углем. Уголь горел дольше и давал больше тепла. Считаясь поначалу роскошью, очень скоро он вошел в широкий обиход, и правительство, естественно, поспешило обложить его налогом. Говорили, что после пожара 1666 года лондонский Сити был отстроен в том числе и на доходы от угольного налога.

В георгианские времена золу из печей и каминов ссыпали в подвалы; дважды в год вызывали городских мусорщиков, которые эти подвалы очищали. На самом деле первоначально мусорщики в основном занимались именно вывозом угольной золы и лишь позже расширили сферу своей деятельности на прочие виды отходов. На сохранившихся до наших дней старинных мусорных ящиках красуется надпись «Горячую золу не бросать».

Чтобы в очаге или камине была хорошая тяга, дымоход требовалось содержать в чистоте. Долгое время эту работу поручали трубочистам, в роли которых выступали худенькие мальчики; после 1855 года, когда детский труд был запрещен, распространение получил более гуманный способ очистки с помощью ерша.

Открытый очаг — не слишком эффективное средство обогрева, потому что большая часть тепла уходит в трубу. В позднегеоргианскую эпоху систему домашнего отопления революционизировал американец по происхождению граф Румфорд, получивший свой титул от правителя Баварии. Он видоизменил конструкцию традиционного камина, встроив в дымоход дополнительные элементы, что позволило существенно снизить расход топлива. Румфорд ратовал за разумную экономию: «Чтобы вскипятить чайник, часто топлива жгут больше, чем при надлежащем подходе хватило бы для приготовления обеда на пятьдесят человек».

Однако кардинальные преобразования системы отопления произошли в XVIII веке, затронув больницы, тюрьмы и мануфактуры (ткацкое производство требует поддержания высокой температуры, при которой повышается эластичность нитей). В жилищном строительстве центральное водяное отопление в первую очередь появилось в оранжереях и теплицах больших усадеб, где выращивали ананасы и другие теплолюбивые растения. В них устанавливали систему труб, по которым циркулировала горячая вода; бдительные садовники сутки напролет топили печи.

Первые радиаторы водяного отопления (в обиходе — батареи) появились в Британии в 1833 году, и некоторые из них сегодня можно видеть в замке Стратфилд-Сэй в Гемпшире. Правда, изначально они были гтредназначены исключительно для обогрева коридоров — в комнатах расточительная аристократия продолжала использовать камины, в огромных количествах пожиравшие топливо, но доставлявшие радость владельцам. Действительно, зачем возиться с установкой нового оборудования, если можешь платить горничным, которые каждое утро, пока ты нежишься в постели, выгребают из каминов золу и до блеска надраивают решетки? Сохранилось письмо четырнадцатилетней служанки по имени Гарриет, написанное в 1870-е годы. В нем она с душераздирающими подробностями рассказывает, каково ей приходится осенью, едва наступят холода: «Я работаю не покладая рук. С тех пор как начали топить камины, времени на отдых не остается совсем. По утрам я встаю в половине шестого или в шесть, а ложусь около полуночи. Устаю так, что плакать хочется».

Во время приемов, устраиваемых в Чатсуорт-хаусе в 1920-е годы, в гостиных разжигали пятнадцать каминов, и в каждый требовалось четырежды в день подбрасывать уголь. Лакею приходилось переносить до шестидесяти ведер угля. «Для англичанина комната без камина, — отмечал в 1904 году Герман Мутезиус, — все равно что тело без души. У камина множество признанных достоиррств, далеко не последнее место из которых занимает эстетическое удовольствие. Англичанин настолько глубоко убежден в превосходстве камина над прочими видами отопления, что ему и в голову не придет заменить его более эффективной и экономной печью».

Во времена чадящих каминов у горничных имелось множество хитростей для чистки драпировок, ковров и мягкой мебели. Чтобы придать свежий вид гобелену или обоям, автор «Идеального слуги» (1830) рекомендует «сначала сдуть пыль с помощью ручных мехов. Затем нарезать на восемь ломтей черствую булку, взять один ломоть и осторожно протереть им драпировку, начиная с верхней части». Годятся и другие пищевые продукты, в частности для чистки ковров: «Как следует вытрясти ковер, насыпать мелко нарезанный свежий картофель и щеткой равномерно распределить по поверхности ковра. Смести картофель щеткой и оставить ковер просохнуть». Книга для горничных, выпущенная в 1782 году, советует делать то же самое, только вместо картофеля использовать спитой чай. Есть свои приемы и для избавления от пыли: «Книги трогать нельзя, но с них можно смести пыль гусиным пером». Жителям викторианского Лондона приходилось заниматься уборкой жилищ практически беспрерывно. Кое-кто даже затыкал тряпкой замочную скважину, чтобы грязь и пыль с улицы не проникали в дом.

Изразцовый камин XX века. Появление центрального отопления не смогло вытеснить любовь к открытому огню.

Во второй половине XVIII века на смену свечам пришли масляные лампы, от которых копоти в комнатах стало еще больше. «Я бывал в домах, где от чада масляных ламп было не продохнуть», — вспоминал один ливрейный лакей. В больших домах для чистки ламп отводили отдельные помещения. В замке Бивор-Касл, принадлежавшем герцогу Ратленду, усердным слугам приходилось начищать по четыре сотни ламп — шутка ли! Мало кому эта работа могла понравиться. «Про лампы часто забывают, — читаем мы в “Наставлениях ливрейному лакею” за 1825 год, — особенно в домах, где слуги выполняют разные виды работ, и каждый питает надежду, что лампы почистит кто-нибудь другой».

Но вскоре на смену масляным лампам пришли газовые лампы и фонари. Кстати, газ в целях освещения люди использовали начиная с древнейших времен. Не исключено, что в античных греческих и римских храмах вечный огонь поддерживали с помощью газа. В Новое время в Британии газовое освещение раньше всего появилось на фабриках, в приютах и театрах, а частные дома восприняли эту инновацию значительно позже. Применялся каменноугольный газ, получаемый путем возгонки угля в коксовых печах. Сегодня его заменил природный газ, перекачиваемый по подводным трубам из газовых месторождений, и горит он гораздо ярче, чем каменноугольный, исправно служивший людям с конца георгианской эпохи до 1970-х годов. Величайшим новатором в области газового освещения стал шотландский инженер Уильям Мердок, работавший на предприятиях горнодобывающей промышленности Корнуолла. В 1792 году он оснастил системой такого освещения свой дом в Редруте. Но имя Мердока менее известно, чем имя Фредерика Виндзора, публично продемонстрировавшего в 1807 году по случаю дня рождения Георга III чудеса нового вида освещения. Он же стал основателем первой государственной компании по газоснабжению. Виндзор обладал незаурядным даром убеждения и успешно склонял современников отдать предпочтение новшеству, которое многих пугало. Восхищаясь «светящимся воздухом», люди в то же время опасались, что он может взорваться или загореться. Трудно сказать, на каких данных основывался Виндзор, но он уверял потенциальных клиентов, что угольный газ «даже более пригоден для наших легких, чем необходимый для жизни воздух».

В 1812 году компания «Гэс лайт энд коук» открыла в Британии первые газовые заводы. Прокладкой труб занимались водопроводчики — специалисты, обладавшие необходимыми профессиональными навыками. Поэтому в газовой индустрии прижились термины, заимствованные из сферы водоснабжения: «магистраль», «кран», «струя», «напор», «поток». По большей части газ применяли для освещения улиц. В 1813 году установили газовые фонари на Вестминстерском мосту. Всего же количество уличных газовых в Лондоне превысило 60 тысяч. Тысяча шестьсот из них горят по сей день — в Вестминстере и вокруг Сент-Джеймсского и Букингемского дворцов. Их обслуживанием занимаются шесть сотрудников компании «Бритиш гэс» — вместо огромной армии фонарщиков, когда-то с наступлением сумерек обходивших город с длинными факелами в руках.

Мне посчастливилось самостоятельно зажечь газовый фонарь под руководством Фила Баннера, проработавшего в компании «Бритиш гэс» сорок два года. Делается это так: сжимаешь резиновый баллон на нижнем конце шеста, и поток воздуха устремляется вверх, заставляя огонек, горящий на верхнем конце, вспыхнуть ярче; пламя вытягивается, словно язык дракона, и поджигает газ. (Сегодня газовые фонари обычно зажигают автоматически, а не с помощью факелов.) Некогда фонарщиков вроде Фила знали в лицо все обитатели лондонских кварталов. Проститутки приплачивали им, чтобы они «забыли» зажечь фонарь в очередном темном закоулке, где «ночные бабочки» поджидали клиентов. Горожане, которым нужно было рано вставать, просили фонарщика постучать им в дверь на рассвете, когда он выйдет гасить фонари.

К 1840-м годам система газоснабжения была отлажена настолько хорошо, что газ начали проводить и в частные дома. В каждом британском городе с населением свыше 2500 человек появился свой газовый заводик. Гостиные в домах представителей среднего класса освещались газом. Автор статьи, опубликованной в «Домашнем журнале англичанки», рекомендует «устраивать приемы при газовом освещении. Если за окном светло, нужно закрыть ставни и задвинуть шторы», чтобы продемонстрировать гостям красоту светильников.

Газ, стоивший недорого, был рассчитан на массового потребителя, поэтому представители высших классов его не жаловали, предпочитая жечь свечи. Но для беднейших слоев населения он все же оставался недоступным: плату следовало вносить за три месяца вперед, что беднякам было не по карману. В 1890-е годы газовые компании, теснимые конкурентами со стороны производителей электроэнергии, начали устанавливать в домах газовые счетчики. На карикатуре викторианской эпохи изображен отчаявшийся глава семейства, который пытается покончить с собой, сунув голову в газовую печь. Вокруг толпятся испуганные домочадцы, умоляя его отложить самоубийство до вечера, когда вступит в действие дешевый тариф на газ.

Газ обеспечивал более яркое освещение и, как следствие, создавал в гостиной более комфортную обстановку. Однако у него имелась масса недостатков. Утечку газа обычно пытались выявить с помощью зажженной спички, в результате чего нередко случались взрывы и вспыхивали пожары. Кроме того, газовые светильники сжигали много кислорода и сильно коптили. Недаром в те времена в моду вошла аспидистра — одно из немногих комнатных растений, способных выжить в неблагоприятных условиях. Широко известно, что дамы викторианской эпохи имели обыкновение чуть что падать в обморок. Как считается, это происходило из-за того, что они слишком туго шнуровали корсет. Но, помимо этой причины, была и другая — недостаток кислорода в гостиных с газовым освещением. Вот что в 1904 году пишет Герман Мутезиус, отмечая всеобщую нелюбовь к газовому освещению: «Его стараются использовать в коридорах и служебных помещениях, опасаясь оседания копоти на стенах и прочих поверхностях и вреда здоровью в случае утечки газа». (О здоровье слуг, работавших в служебных помещениях, домовладельцы, очевидно, не беспокоились.)

Появление электрического освещения — более чистого, но и более дорогого — открыло перед горожанами возможность выбора. В некоторых домах начали менять газовые трубы на электрическую проводку. Однако стоимость одной лампы накаливания равнялась среднему недельному заработку, не говоря уже об установке собственного генератора. Первопроходцем в освоении электрического освещения стал оружейный магнат Уильям Армстронг, оборудовавший в своем доме в Нортумберленде (Крэгсайд) небольшую гидроэлектростанцию. За океаном, в Нью-Йорке, конкуренцию по части нововведений ему составили миллионеры с Пятой авеню: в 1880-е годы в их домах тоже появились небольшие генераторы. В 1881 году миссис Корнелиус Вандербильт появилась на балу в платье, изображающем электрический свет. Первые пользователи электрического освещения подвергали себя определенному риску. Однажды в доме миссис Вандербильт загорелась электропроводка, и перепуганная хозяйка велела немедленно демонтировать электрооборудование.

Многие годы электрическое освещение не находило широкого применения, потому что каждый генератор вырабатывал электроэнергию с разным напряжением. Иначе говоря, в каждом городе и даже в каждом доме сила тока, подаваемого в сети, была разной. Единых стандартов не существовало, и промышленники не спешили вкладывать средства в производство электрооборудования для массового потребления. Только в 1930-е годы, когда появилась энергетическая компания «Нэшнл грид», электрическое освещение получило широкое распространение.

Еще одним новшеством XX века в освещении гостиной стало повсеместное использование стекла, не виданное со времен строительства Хардвик-холла с его поразительно современными огромными окнами. Архитекторы XX столетия, стремившиеся к стиранию границы между помещением и улицей, боготворили естественный свет. «Пространство современной гостиной не замкнуто стенами, но за счет больших окон, лоджий и застекленных террас сливается с садом и окружающим ландшафтом», — пишет в 1934 году Ф. Р. С. Йорк[92], — автор обзора последних достижений в области градостроительства. Он рассказывает о «штучных» домах для богатых, возведенных по уникальным проектам, но использованные архитектурные решения в послевоенный период найдут применение при сооружении доступного жилья. Например, дома и коттеджи, которые начиная с 1950-х годов строила возглавляемая Эриком Лайонсом компания СПАН, имели огороженный стенами внутренний двор с садом, отделенным от жилых помещений стеклом, что обеспечивало естественное освещение и в архитектуре того времени звучало новым словом. «Современные интерьеры обязаны открытой планировке не только своим удобством и простотой, но в значительной степени и своим очарованием», — настаивает Йорк, характеризуя стилистику организации жилого пространства в XX веке.

Как ни парадоксально, но современные дома открытой планировки — это своеобразный возврат в Средние века, когда центром жилища являлся просторный многофункциональный зал. Ключевое отличие заключается в числе обитателей: так, сегодня половину всех американских домов населяют семейные пары без детей, еще четверть занимает всего один человек. Эта статистика подводит нас к разговору о кардинальном изменении, в начале XX века перевернувшем весь домашний уклад, — об исчезновении слуг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

«Високосный день» Николая Винокурова (сценарий)

Литературный сценарий

Сумерки ленинградского зимнего утра. Еще сдерживаемая подтаявшим льдом Фонтанка. Рассеянный в февральской промозглости свет фонарей…

Титры:

Ленинград. 1991 год. Февраль

Тонкая в запястье, женская рука заложила дискету в вводное устройство. Пальцы с облупленным маникюром набрали на клавиатуре код команды. На экране монитора замелькали, сменяя друг друга, строчки — непонятные для непосвященного сочетания букв и цифр.

Алена некоторое время рассеянно смотрела на экран, потом встала из-за стола (в складках свободного платья угадывался отягощенный плодом живот), подошла к телефону, набрала номер…

Помаргивала с характерным зудением неисправная лампа дневного света.

Зажав трубку ухом, Алена сколупывала лак с ногтей — ждала, когда ответят.

А на оставленном Аленой дисплее все мелькали строчки программы, пока экран не замер, высветив два слова:

ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ

— Да. … Да.

Босые ноги зябли на холодном полу. Телефон стоял в коридоре, у входных дверей. Геннадий переминался с ноги на ногу, слушал искаженный телефоном Аленин голос, отвечал односложно, чтобы поскорее закончить разговор.

Поскорее не получалось.

— Не забудь взять справку у кожника, — продолжала наставлять Алена.

— Я помню.

— У нас десятый участок…

— Знаю.

— Будешь забирать Вовку — не опаздывай: знаешь, как Полина к нему относится…

— Угу. — Геннадий поднял ногу, свободной рукой потер занемевшую ступню.

— Гена… — сказала Алена и замолчала, давая понять, что далее последует важная информация.

— Ну что? Говори… Холодно… Я босиком стою… — поторопил Геннадий.

— Я звонила маме.

Нога опустилась на пол.

— Ну? — напряженно, с помрачневшим лицом, спросил Геннадий

— Мама дает нам деньги. Она просила тебя заехать… Что ты молчишь? — с вызовом спросила Алена.

— Я слушаю.

— Но я же чувствую — ты недоволен.

— Алена, мы ведь договорились, кажется, — не сразу, раздраженно ответил Геннадий. — Зачем ты ей звонила?

Алена молчала. В трубке послышались какие-то хлюпающие звуки.

— Алена, — позвал Геннадий. — Ты что, плачешь?

Телефон ответил короткими гудками.

Геннадий повесил трубку. Не уходил — знал: разговор не окончен. Телефон зазвонил скорее, чем он ожидал.

— Мама тебя будет ждать с четырех до пяти, — раздельно, как ультиматум, произнесла Алена. — Пожалуйста, не опаздывай. И постарайся быть приветливым.

— Может, ты хочешь, чтобы я еще и извинился перед ней?!

— Я хочу, чтобы ты вспомнил, наконец, что у тебя семья, — подчеркнуто спокойно ответила Алена. Не выдержала, выкрикнула сквозь плач: — Ну что мне — на панель идти, что ли?!

— Алена!.. — начал было Геннадий — опоздал: Алена любила оставлять последнее слово за собой.

Геннадий повесил трубку. Подумав, снова снял, набрал три цифры, но потянул носом, швырнул трубку на рычаг, опрометью бросился на кухню.

Там — сразу к плите: из кастрюли, где варилась Вовкина каша, валил дым.

Геннадий выключил газ, поднял крышку, с тоской заглянул в кастрюлю.

Соседка, тучная старуха в засаленном халате, чистила за своим столом картошку и напевала песню из далекого пионерского детства.

— Валентина Егоровна, — с укоризной сказал Геннадий, — ну что вы, не могли выключить?

— А во имя чего? — ехидно ответила соседка, накручивая вокруг картофелины виртуозно длинный и тонкий слой кожуры, — … пионеров идеал-ал-ал…

— У вас что-то горит! — В кухню заглянул сосед, пенсионер-первогодок Илья Константинович. Илья Константинович только что принял душ. Весь его моложавый подтянутый вид говорил об исключительно здоровом образе жизни.

— Не горит — сгорело, — грустно поправил его Геннадий.

— Геннадий Павлович! — проникновенно сказал Илья Константинович, промакивая лысину висевшим на шее махровым полотенцем. — Мне неловко снова возвращаться к этому, но ваш Вова продолжает писать мимо унитаза. И потом… — продолжал Илья Константинович, и в голосе его появились трагические нотки. — Сегодня я опять не спал. Поймите меня правильно, Геннадий Павлович, я и сам не чужд… Но ваша машинка… Существуют же законы человеческого общежития, так сказать. И электричество нагорает.

— Принял к сведению, — досадливо буркнул Геннадий, ковыряя ложкой в кастрюле.

За окном была Фонтанка, освещенный прожекторами Шереметьевский дворец на другом берегу.

На подоконнике громоздились папки, рукописи, книги, лежало неоконченное Аленино вязание — детская кофточка-распашонка из белой шерсти.

Вовка сидел за столом и в ожидании завтрака катал по клеенке маленький грузовичок.

— Сгорела наша каша, — виновато сообщил Геннадий, входя в комнату, ставя на стол чайник.

— Ура! — обрадовался Вовка.

…Потом Геннадий одевал Вовку. Вовка ускользал, увлеченный своим грузовичком. Геннадий сердился, потом смеялся, потом снова начинал торопить сына…

— А потом?

— А потом маме сделали операцию и вытащили тебя из животика.

— А потом?

— А потом я забрал вас домой.

Шли Фонтанкой. От частых оттепелей лед на тротуаре был весь в рытвинах. Геннадий придерживал за воротник норовившего завалиться Вовку, шел мелкими шажками, то и дело оскальзываясь. Погасли фонари, и стало видно, что уже светает.

— А потом?

— А потом мы стали жить втроем.

Со стороны Симеоновского моста послышался шум. Шум напоминал звук работающего двигателя. Он стремительно приближался.

Геннадий невольно остановился, выпустил Вовкин воротник. Взгляд его, скользнув по рыхлому льду Фонтанки, уперся в черноту мостовых сводов.

— А потом?

Звук прекратился так же внезапно, как и возник.

— А потом? — нетерпеливо повторил Вовка.

— А потом — суп с котом. — Геннадий взял Вовку за руку. — Пошли быстрей — в поликлинику опоздаем.

В коридоре детской поликлиники было шумно от ребячьих голосов.

Сидевшая рядом с Геннадием пышнотелая матрона (не то поздняя мать, не то ранняя бабушка) как могла успокаивала ревущую дочь-внучку.

— А вот, смотри, Настя, мальчик совсем не боится идти к врачу. Мальчик, ты ведь не боишься идти к врачу, правда?

Вовка, к которому относились слова матроны, возился у ног Геннадия со своим заветным грузовичком. Комплименту не обрадовался, напрягся, еще глубже ушел в занятие.

— А какая хорошая машинка у мальчика!.. — продолжала матрона. — Настя, посмотри! Давай, попросим… Мальчик, дай, пожалуйста, посмотреть твою машинку.

Двухлетняя Настя на время отвлеклась, но, видя, что «мальчик» машинку давать не собирается, завыла с новой силой.

— Дай, не жадничай, — тронул Вовку за плечо Геннадий.

Вовка нехотя протянул игрушку. Вой прекратился.

— Ах, какая хорошая машинка, — щебетала, стараясь закрепить успех, матрона. — А давай, спросим, как мальчика зовут. Мальчик, тебя как зовут?

— Ну, чего молчишь? Тебя ведь тетя спросила, — больше для приличия подключился Геннадий.

— Вова, — угрюмо буркнул Вовка, не сводя глаз с машинки, которую терзала Настя.

— Настя, мальчика зовут Вова! — зашлась в приторном восторге матрона. — А сколько тебе лет, Вова?

— Четыре года.

Снова буря восторга (на них уже — кто с раздражением, кто с интересом — смотрели):

— Настя, Вовочке четыре годика! А кто твой папа?

— Писатель, — чуть слышно прошептал Вовка.

— Папа у Вовочки писатель! — объявила всей поликлинике матрона и уважительно посмотрела на сразу покрасневшего, с ужасом ждущего продолжения Геннадия.

К счастью, дверь кабинета, у которого они сидели, открылась. «Следующий», — пригласила медсестра. Матрона засуетилась, сунула Вовке его грузовик и под возобновившийся вой Насти скрылась в кабинете.

Очередь с интересом смотрела на «живого» писателя.

Чувствуя себя неловко, Геннадий поднялся, отошел от кабинета, с повышенным вниманием принялся изучать стенд, посвященный желудочно-кишечным заболеваниям.

Кто-то тронул его за рукав. Геннадий обернулся.

— Здесь каких глистов принимают? — деловито спросила его девочка лет семи в лыжных штанах под школьным платьем. В руке девочка держала майонезную банку, завернутую в полиэтилен. На шее девочки болтался шнурок с нанизанным на него ключом.

Когда подходили к садику, было совсем светло. Вовкина группа уже гуляла.

— Золотарев, перестань сейчас же! — раздавался из-за невысокой ограды голос воспитательницы.

— Вовка, ты знаешь что… — сказал Геннадий, прежде чем пройти с сыном на территорию. — …Ты, пожалуйста, не говори больше так… что твой папа писатель.

Вовка сосредоточенно молчал, о чем-то думал.

— Понял?

— Угу, — кивнул Вовка. — Папа, а меня как раньше звали?

— Как это раньше? — не понял Геннадий.

— Когда я в животике у мамы сидел.

— Эмбрионом тебя звали. — Геннадий открыл калитку, пропустил вперед сына.

Вовка сразу побежал к детям. Геннадий направился к воспитательнице, которая сидела на скамеечке с толстой книгой на коленях.

— Сдаю вам сына, Полина Васильевна, — сказал Геннадий, протягивая справку из поликлиники, делая ударение на отчестве (Полине Васильевне было чуть больше двадцати).

— Поправился? — как-то безрадостно спросила Полина Васильевна, захлопнула своего Пикуля, посмотрела справку. — Вам надо было его завтра с утра приводить.

— Не получается, Полина Васильевна: сидеть некому. Ну, я пошел? — Геннадий отыскал глазами Вовку, помахал рукой: — Вовка, пока.

— Постойте, — остановила Геннадия Полина Васильевна. — Мне сегодня уйти надо раньше, — сказала она и почему-то покраснела. — До шести, пожалуйста, заберите Вову.

— Да, да, обязательно, — уже убегая, заверил ее Геннадий.

Выйдя за калитку, Геннадий услышал Вовкин рев и ленивый голос Полины Васильевны: «Золотарев, отдай Андрееву машинку».

Геннадий посмотрел на часы: было ровно десять.

— Я в литчасть, — сказал Геннадий на служебном входе.

— Как ваша фамилия? — подозрительно посмотрела на него вахтерша.

— Андреев.

Вахтерша заглянула в какие-то списки, царственно кивнула:

— Проходите.

Геннадий разделся в маленьком гардеробчике. Пошел по коридору…

Из-за двери с висевшей на ней табличкой: «Тише. Идет репетиция» раздавались голоса:

— Дай три рубля! — произнес мужской голос так громко, будто он требовал треху от всего человечества.

— Не дам! — с пафосом ответил женский голос.

Геннадий не удержался, осторожно приоткрыл дверь.

В репетиционном зале, на некоем подобии сцены стояла выгородка – намек на будущие декорации. Чуть впереди, как бы на авансцене, стояли мужчина и женщина.

Мужчина выдержал паузу, кося глазом куда-то в сторону. Оттуда прошелестел шепот суфлера.

— Но я умру, Маша, — эхом отозвался мужчина. — Маша, я не вынесу, не смогу! — закричал он и бросился к женщине, которая на беглый взгляд Геннадия была старше своего партнера лет на пятнадцать. Он обнял ее, заговорил скороговоркой: — Макароны, картошка… Дай, Маша, дай… Жизнь рушится, как не чувствуешь? Наша жизнь — ты не чувствуешь? Три несчастных рубля, Маша, не умещается…

— Стоп! Стоп! — раздалось откуда-то слева.

Геннадий посмотрел в ту сторону — там, за столиком с зажженной лампой сидел бородатый молодой человек в расстегнутой до пупа рубахе.

— Вяло, Леша. Вяло, — сказал бородатый (режиссер — догадался Геннадий). — Играть надо, а ты лоб морщишь — текст боишься перепутать.

— Но, Игорь Николаевич… — покраснел Леша, который в свою очередь был лет на десять старше режиссера. — Трудно. Такая скороговорка…

— И замечательно, что скороговорка. В ней правда состояния. Ты мне состояние сделай, Леша, понял?

Леша кивнул.

— Про текст забудь. Говори что хочешь. Что первое взбредет, то и говори. Главное, чтобы «три рубля» прозвучали. Все, — хлопнул в ладони режиссер. — С того же места. Дай три рубля…

— Дай три рубля! — умоляюще произнес Леша.

Геннадий вздохнул, прикрыл дверь.

По стенам маленького завлитовского кабинета висели портреты театральных деятелей, эскизы декораций, афиши. Сама залит тоже была маленькая, словно подсушенная годами, но голос имела низкий, мужской, прокуренный.

— Может быть, у вас еще что-нибудь есть? — Прежде чем погасить сигарету, завлит достала из пачки новую, прикурила от предыдущей. Пепельница на ее столе была полна окурков.

— Она у меня одна, — смущенно ответил Геннадий. — Как-то сама написалась… Я вообще-то для кино пишу…

— А, может быть, вам ее переделать в сценарий? — оживилась завлит. — Добавить какие-то эпизоды, проходы, проезды — как там у вас в кино… Получился бы неплохой сценарий.

— Это пьеса, — уверенно сказал Геннадий.

— Мда, — погрустнела завлит. — Сейчас все пишут пьесы, — сказала она задумчиво. — Что за время: никто не ходит в театр, но все пишут пьесы. — Она дотянулась до шторы за спиной, отодвинула: весь подоконник был завален рукописями. — Даже не знаю, дружочек, что с вами делать. И репертуар у нас уже на два года вперед… Давайте так. Я ее оставляю, покажу кое-кому… из молодых. Только предупреждаю: никаких гарантий. А вы пока поработайте еще над текстом. Это ведь не кино, дружочек. Здесь крупный план не спасет. Здесь текст — это главное.

Геннадий усмехнулся.

Завлит истолковала его усмешку по-своему.

— Вы знаете, — доверительно сообщила она, — приходит автор, и я боюсь: вдруг хорошую пьесу принесет, а придется отказать…

Дверь без стука открылась. В кабинет заглянул смуглый мужчина с коротким ежиком седых волос.

— Здравствуйте, Кира Давыдовна. Не вовремя?

— Алексей Петрович! — засияла завлит. Она встала из-за стола, вышла навстречу гостю. — Вы всегда вовремя. Как съездили?

— Реклама была неважная. Но в общем — успех. — Мужчина расстегнул висевшую на плече спортивную сумку. — Это вам. — Он держал в руках яркий блок заграничных сигарет.

— Нет, нет, что вы! — запротестовала завлит.

— Кира Давыдовна, вы же прекрасно знаете, что мы с Аней не курим. Это специально для вас. — Мужчина положил блок на стол, достал из сумки нарядную картонную коробочку, положил рядом с сигаретами. — А это вам чаи гонять.

— Я пойду, — напомнил о своем существовании Геннадий. Он уже давно стоял, мялся, — было неловко уходит не попрощавшись.

Кира Давыдовна рассеяно кивнула.

Через стекло телефонной будки была видна решетка канала, за ним — тыльная часть Казанского собора.

— Ищенко позовите, пожалуйста.

— У Евгения Ростиславовича совещание, — ответили звонко, молодо, уважительно.

Так уважительно, что Геннадий даже хмыкнул:

— Я смотрю, у вас большие перемены.

— Кто его спрашивает? — не поддержали фамильярный тон Геннадия на том конце провода. — Что-нибудь передать? — спросили официально.

— Передайте привет. От Андреева. Скажите, что я буду через полчаса.

Геннадий повесил трубку. Достал записную книжку. Листал обтрепанные, замусоленные по краям страницы, пока не нашел, что искал — вложенный листок бумаги (идиотская привычка — записывать на клочках) с размашисто написанной фамилией: КРАШЕНИННИКОВ. Под фамилией был записан телефон.

Выгреб мелочь, опустил монету, набрал номер. Короткие гудки.

Положил листок в нагрудный карман — чтоб был поближе, вышел из будки.

Плотные облака, занимавшие утром все небо, сползали постепенно на восток.

Лед на канале был рыхлый, грязный. По льду неспешно вышагивали вороны и клевали всякую дрянь.

На том берегу канала, перед колоннадой Казанского, стояла небольшая толпа. Над толпой реяли андреевские и трехцветные российские флаги.

У Казанского собора шел митинг. На митинг плюралистично взирали оцепившие место милиционеры с «демократизаторами» в руках.

Геннадий попытался пройти сквозь оцепление, но его осадил широкоплечий цыганистого вида сержант.

— Вали, вали — чего не видел? Уже кончается.

— Может быть, все-таки на «вы», сержант?

Сержант вступать в разговор не стал, лишь усмехнулся — не то снисходительно, не то презрительно.

Геннадий так и остался за милицейским кордоном, пытаясь разглядеть за суконными сизыми спинами происходящее перед колоннадой.

— Мы требуем вернуть городу имя святого Петра, — обращался к собравшимся невзрачный мужчина в капроновой куртке. — Мы не хотим в очередной раз переименовывать наш город. Мы хотим ему вернуть его настоящее историческое имя.

Его место занял новый оратор — женщина в очках, в сбившемся платке.

— Господа! — обратилась она, явно подразумевая неоднозначную оценку слушателей (одновременно раздались аплодисменты и возмущенные возгласы, свист). — Господа! — повторила она, подчеркивая не случайность такого обращения. — Посмотрите, во что превратился наш город. Дома ветшают, разваливаются, на улицах — грязь. Мат, сквернословие — на каждом шагу. И это Петербург? Нет, господа, это Ленинград. Не знаю, как вы, а не хочу жить в этом городе. Я хочу жить в Санкт-Петербурге. Не в Ленинграде, даже не в Петрограде — это имя опоганено октябрьским переворотом. Я хочу жить в Санкт-Петербурге.

— А я хочу жить в Ленинграде! — провозгласил сменивший женщину плотный пожилой дядька в двубортном зимнем пальто. — Я не знаю, к кому обращалась выступавшая передо мной дамочка. Господ у нас давно нет. — Снова аплодисменты и возмущенные крики. — Я скажу только, что мы в блокаду кровь проливали за Ленинград. И, между прочим, имя Владимира Ильича городу присвоено по просьбе трудящихся. — Снова гул голосов. Дядьку попытались стащить с импровизированной трибуны. — А грязь и беспорядок, товарищи, потому, — сказал дядька, отпихиваясь, — потому что банде, которая окопалась в Ленсовете, нет дела до города. Они хотят его продать на корню иностранцам! — выкрикнул дядька, пропадая из поля зрения Геннадия.

На трибуну поднялся худосочный мужчина в кожане и нелепой конькобежной шапочке, плотно обтягивающей голову.

— Проклятые русофобы-интернационалисты превратили наш город в отхожее место!.. — заголосил он, но тут из шеренги сизых шинелей вышел офицер с мегафоном и объявил:

— Граждане! Время, отведенное для митинга, истекло. Просьба расходиться.

Часть милиционеров направилась к митинговавшим, другая часть стала оттеснять от колоннады зевак.

— Все. Пошли, пошли. Спектакль окончен. А ты что смотришь? К тебе не относится? — снова прицепился к Геннадию цыганистый сержант.

— Чего ты такой злой, а? — миролюбиво спросил Геннадий.

Милиционер схватил его руку выше локтя, повел в сторону моста.

— Да отпусти ты… Сам пойду. — Геннадий попытался вырвать руку.

Сержант довел Геннадия до моста, отпустил, пихнув в спину:

— Работать надо, а не по улицам шляться. Дармоеды…

Вскоре у колоннады Казанского было пусто. Только валялся на асфальте оставшийся после митинга мусор: окурки, пустые сигаретные пачки, какие-то листовки, обрывки газет…

Построенный в начале века дом явно нуждался в ремонте. Тем нелепее выглядела новенькая официальная дверь на его парадном.

Геннадий толкнул тугую дверь, уверенно прошел мимо застекленной вахты, нажал кнопку лифта.

— Подождите. Пожалуйста! — В лифт вбежал немолодой мужчина с восточным лицом под каракулевой ушанкой, с таким же воротником на зимнем пальто. — Мне на пятый, — сказал он и погрузился в свои мысли.

— Роберт Ашотович, здравствуйте, — сказал, улыбаясь, Геннадий.

Мужчина встрепенулся, всмотрелся в Геннадия, мягко улыбнулся:

— Гена? Извините, не узнал — задумался. Давно к нам не заглядывали. Как ваши литературные занятия?

— С переменным успехом, — уклончиво ответил Геннадий.

— Сыну три?

— Четыре.

— Как время идет…

Собственно, говорить было особенно не о чем. Стояли, вежливо улыбались друг другу. Роберт Ашотович спросил:

— К нам по делам?

— К Женьке… К Ищенко, — пояснил Геннадий.

— А-а, к Евгению Ростиславовичу… — с какой-то не то грустной, не то мрачной иронией протянул Роберт Ашотович.

Лифт остановился. Створки распахнулись.

— К нам заглянете?

— Если успею, — пообещал Геннадий.

Пожали руки, разошлись в разные стороны.

Табличка на кабинете была демократична: простой, прямоугольник ватмана с надписью, выполненной не очень уверенным плакатным пером. Никаких должностей, только фамилия и инициалы: ИЩЕНКО Е.Р. Фамилия, правда, была продублирована латинским шрифтом.

Геннадий вошел без стука в маленькую прихожую. Молоденькая симпатичная секретарша улыбнулась, по-американски демонстрируя прекрасные зубы:

— Я вас слушаю.

Вместе с секретаршей улыбались трое мужчин, чьи фото висели на стене за ее спиной: Борис Ельцин, Дмитрий Харатьян и Майкл Джексон.

— Вы передали от меня привет Евгению Ростиславовичу? — с притворной строгостью спросил Геннадий.

— Вы Андреев? — продолжала улыбаться секретарша. — Проходите, пожалуйста.

— Объявился, наконец, пропащая душа! — Женька Ищенко улыбался своей обезоруживающей открытой улыбкой, приобнял Геннадия, хлопнул по плечу. Элегантный, спортивный, в нездешнем твидовом пиджаке он вызывал в памяти слова: «маркетинг», «менеджмент», «надежный партнер».

Геннадий вспомнил табличку на латинском, невольно усмехнулся.

— Свалили все-таки Куваева? — заключил он, оглядывая кабинет.

— Громко сказано, — рассмеялся Женька. — Только дотронулись — он и сам свалился. Что, не узнаешь кабинетик?.. Нравится?

Кабинет выглядел уютно. Никакого официоза — «стенка», которую можно встретить в гостиной у знакомых, вписывающийся в угол мягкий диван, кресла, низкий журнальный столик. На месте, обычно предназначенном для главы государства, не без вызова висел абсолютно аполитичный пейзаж. Даже рабочая мебель — два стоящих буквой «т» стола — не разрушали уют.

— Уютно, — признался Геннадий.

— А знаешь, почему? — оживился Женька. — Из-за обоев. Я как заступил, — первым делом кабинет переделал. Лицо фирмы… — Женька поморщился на тренькнувший телефон. — А с обоями жена подсказала. Сразу как-то по-домашнему, правда?

Тут открылась дверь.

— Евгений Ростиславович, снимите трубочку: Мартынов, — сказала секретарша и скрылась за дверью, успев продемонстрировать все прелести своей стройной фигуры.

— Неслабые у меня кадры? — подмигнул Геннадию Женька. Он подошел к столу, снял трубку, слушать не торопился — держал на весу. — Ноги — а?! Я ее на приемы с собой беру. Фирмачам нравится… Говорите, — нетерпеливо сказал он уже в трубку. — Только на валюту, — твердо ответил, не дослушав, как показалось Геннадию, неведомого Мартынова.

Женька положил трубку на рычаг, взял аппарат, перенес его на журнальный столик, плюхнулся на диван, жестом пригласил Геннадия:

— Садись, рассказывай. Кино-то твое скоро смотреть будем?

Геннадий не ответил, а может, просто не успел: Женька уже набирал номер, уже говорил:

— Девушка, с Веной можно заказать разговор? На шестнадцать. Что?.. По московскому. — Он назвал номер и фамилию в Вене, потом свои данные.

— В понедельник в Вену лечу на две недели, — сказал, повесив трубку, отваливаясь на спинку дивана. — Контакты, контракты. Вот так, старичок. Пришло и наше время. Не жалеешь, что ушел? А то, давай, возвращайся — возьму. Я, между прочим, вполне серьезно…

— Ты деньги можешь одолжить? — неожиданно спросил Геннадий.

— А много надо? — чуть помедлив, спросил Женька.

— Две тысячи, — как можно небрежнее постарался ответить Геннадий и все-таки чуть торопливее, чем хотел, объяснил: — Понимаешь, обмен подвернулся — двухкомнатная квартира, какой-то алкаш меняет. Просит всего шесть тысяч. Четыре мы насобирали…

— Шесть тысяч — это теперь даром, — заметил задумчиво Женька. — Надолго?

— На полгода… — быстро ответил Геннадий, но тут же поправился: — Ну, год — максимум.

Женька вдруг расхохотался:

— Мне один еврей говорил: сейчас самое выгодное занимать деньги на большие сроки. — Увидел вопрос на лице Геннадия, пояснил: — Инфляция.

— Ну, давай, с процентами! — не сдержал раздражения Геннадий.

— Ты только не заводись… — Женькина улыбка обезоруживала. — Ну, причем тут проценты? Как тебе объяснить?.. Пойми меня правильно, Гена, — проникновенно посмотрел он в глаза Геннадию. — Я слишком ценю наши отношения. А они осложнятся — это неизбежно. Гена, я знаю, что говорю — у меня есть опыт. Мне уже и звонить тебе будет неудобно: вдруг подумаешь, что напоминаю.

— Я пошел, — встал с дивана Геннадий.

— Ну, вот — обиделся, — Женька тоже поднялся. — Гена, зря. Я мог бы сказать просто: извини, мол, нет денег, а я тебе как своему — откровенно…

Они подошли к дверям.

— Если все-таки надумаешь, смотри — пока есть вакансии.

— Не знаешь, Фаина на работе? — перебил Женьку Геннадий.

— Гутман? А вы разве не?.. — Женька заинтересованно посмотрел на Геннадия, но, увидев что-то на его лице, продолжать не стал. Сказал суховато: — Утром на летучке была.

Геннадий прошел по коридору до конца, свернул направо, остановился перед последней дверью. Пока он раздумывал, дверь открылась, из комнаты вышла девушка в джинсовом мини с чайником в руке, бросила короткое: «Обед» и ушла, оставив дверь открытой.

Фаина сидела на своем старом месте, у окна, говорила по телефону. Разговор был деловой: Фаина листала какие-то бумаги, находила что-то там нужное, говорила в трубку, снова листала. Словно почувствовав на себе взгляд, она посмотрела в сторону Геннадия, их глаза встретились…

От неожиданности Фаина положила трубку на аппарат, надела очки — в дверях никого не было. Зазвонил телефон.

— Да. Извините… — сняла трубку Фаина. — Не знаю… Что-то с телефоном. Я диктую…

Два-три автомата, что попались ему по дороге, были как один без трубок. Даже провода не торчало — будто это такая новая беструбочная модель.

Геннадий посмотрел на часы, заспешил, оглядываясь на проезжую часть, голосуя едущим в его направлении автомобилям.

Поймал, наконец, такси.

— Куда? — угрюмо спросил в окошко немолодой водитель.

— До «Ленфильма».

Водитель согласно кивнул.

У водителя были впалые щеки с выдающимися скулами, и это придавало его лицу какое-то изможденное выражение. Он вел машину молча, искоса поглядывая на Геннадия.

Выехали на Фонтанку. Ехали, удачно проскакивая перекрестки, пока не запнулись о красный у цирка, Совсем недалеко от его дома, как раз у Симеоновского моста.

Геннадий машинально глянул на часы.

— Опаздываешь? — спросил, смотря перед собой, водитель.

Геннадий молча кивнул.

Откуда-то из-под моста опять раздался давешний звук. Усилился, вырос до звона в ушах и исчез так же внезапно, как появился.

Водитель что-то спросил.

— Что вы сказали? — переспросил Геннадий.

— Артист? — говорю, — усмехнулся водитель.

— Да нет, — рассеянно ответил Геннадий.

Поехали. У Михайловского замка свернули к Садовой… перед Троицким мостом опять встали.

— Драть вас всех надо, — сказал вдруг водитель.

— Кого? — не понял Геннадий.

— Всех. Киношников, газетчиков, художников — всех драть. И причем нещадно.

— Что так? — Геннадий заинтересованно посмотрел на водителя.

— А то, что надо делом заниматься, а не в дерьме копаться. Скоро, наверное, про педиков снимать начнут. Еще на налоги жалуетесь — мало вам, видите ли, платят.

— Вообще-то, платят, действительно, не так уж много, — возразил Геннадий.

— А я бы вообще не платил, — отрубил водитель, трогая с места, пытаясь обойти мешавшийся впереди «ушастый» запорожец. — Жрать нечего, а им все свободу подавай. Расчирикались при Мишке. И так уже в дерьме по уши — нет, все мало. Ничего. Недолго осталось, — уверенно сказал он.

Геннадий смотрел в окно. Он любил и этот мост с его изящными фонарями, и Неву, каждый раз другую, такую широкую, что казалось, она выгибается, вторя очертаниям моста.

Выехали на проспект.

— Искусство должно служить народу, — хмуро сказал водитель. И добавил: — А не раздражать его.

На ступеньках перед входом в киностудию нервно курил молодой человек с небрежно повязанным шарфом поверх модного свитера — редактор Олег Румянцев.

— Ты что опаздываешь?! — набросился он на Геннадия. — Все ждут давно.

Бегом по длинным коридорам, потом вверх по лестнице…

— А вот, наконец, и автор явился, — с ударением на слове «автор» сказал председательствующий. — А мы уже худсовет хотели отменять. Итак, товарищи, обсуждаем сценарий Геннадия Андреева «Високосный день», второй вариант. Кто начнет?

Возникла пауза. Стенографистка, томная мадам лет пятидесяти нетерпеливо зависла карандашом над своей тетрадкой.

Напротив Геннадия сидел маститый Шевяков. Сидел вальяжно, излучая благополучие, бесцеремонно разглядывая Геннадия.

Геннадий вежливо кивнул Шевякову, шепотом спросил сидящего рядом Андрюшу Сердобольского, рано пополневшего бородача в тесноватой джинсовой куртке:

— Две тысячи не одолжишь? На полгода.

— Что ты суетишься? — таким же шепотом ответил Андрюша. — Примут сценарий — получишь свои две штуки.

— Мне сейчас надо.

Председатель постучал карандашом по столу:

— Может быть, Олег Константинович как редактор начнет?

Стенографистка вопросительно посмотрела на председателя.

— Румянцев Олег Константинович, — подсказал председатель и, как бы извиняясь, улыбнулся Олегу.

Потом сидели в студийном кафе. Олег стоял в очереди за кофе, Андрюша Сердобольский развлекал Геннадия.

— …Иду утром зубы чистить — щетки нет. Обыскался — нет нигде. На студию ехать: обуваюсь — в ботинке лежит. А то вдруг щекотать начинает. Знает, гад, что щекотки боюсь. И что интересно: Ирку не трогает, только ко мне пристает.

— Гомик он у тебя, — мрачно заметил Геннадий.

— Кто-кто гомик? — заинтересованно спросил подошедший Олег. Он поставил на стол тарелку с тремя чашками кофе.

— Домовой у него живет. Проходу не дает, — объяснил Геннадий.

— А-а… полтергейст, — разочарованно протянул Олег.

— Да ладно, Геша, — сказал Сердобольский. — Ну, не приняли сценарий, — что свет клином на них сошелся? Добавь пару гэгов, обнаженку, втюхай кооператорам — с руками оторвут, и деньги другие.

— Главное, я на него рассчитывал очень, — сказал Геннадий. — Алена с завтрашнего дня в декрете, тут еще обмен подвернулся с доплатой. Двух тысяч не хватает…

Услышав о двух тысячах, Сердобольский стушевался, ушел в кофе. Олег сказал:

— Сам, дурак, виноват. Тебе же предложили сделать еще вариант…

— Но ты же сам говорил: сценарий готов.

— Я — это я. А худсовет считает иначе. Тебе менять-то ничего не надо особенно — так, чуть-чуть. Убудет с тебя?

— Да онанизм все это! — взорвался Геннадий. — Ну, напишу еще вариант… А потом появится господин режиссер… такой вот Андрюша — и все сначала?! Да, ладно, все. Проехали, — махнул рукой Геннадий.

— А, может, тебе его в пьесу переделать? — предложил Сердобольский.

— А, может, в табуретку? — парировал Геннадий.

Олег вдруг заерзал на стуле.

— Крапивин… — сказал он, глядя куда-то за спину Геннадия. — Заметил…

— Олег, ты что прячешься? — К столику подошел коренастый брюнет с потертым увесистым портфелем. Он уселся рядом с Олегом, помассировал шею, спросил, стрельнув быстрым взглядом по соседним столикам: — Прочитал?

Олег кисло кивнул.

— Ну, как?

Олег замямлил было что-то в ответ, но его перебил Геннадий:

— Крапивин, дай в долг две тысячи.

— Откуда, Геша? — изобразил удивление Крапивин. Он как-то сразу увидел кого-то в зале, суетливо извинился, убежал.

Оглянувшись, Геннадий увидел, как Крапивин атакует вошедшего в кафе Шевякова.

— Вот так с ним надо — как ветром сдуло, — усмехнулся Геннадий.

— Достал он меня своими замыслами, — признался Олег.

— У него, между прочим, «Парамаунт» сценарий купила, — неожиданно сказал Сердобольский.

— А «Коламбиа Пикчерс» у него ничего не купила? — иронически спросил Геннадий.

— Да я не про него, — я про Шевякова, — объяснил Сердобольский и без перехода сказал: — Нет, Геша, честное слово, нет сейчас денег. Неужели не дал бы…

— А я что-нибудь говорил?

— Не говоришь, так думаешь.

— Ой, да ничего я не думаю! — раздраженно воскликнул Геннадий и уже примирительно сказал: — Все нормально, Андрюша. Достану. Есть человек, который даст. Только дозвониться надо.

Он закурил с небрежным видом. Отводя глаза от Сердобольского, обернулся, как бы оглядывая зал: Шевякову уже наливали кофе — естественно, без очереди. Шевяков расплатился купюрой (сдачу, конечно, не взял), с кофе и бутербродами направился на свободное место, где уже ждал его Крапивин. Крапивин уже отодвигал услужливо стул, уже присаживался рядом, уже доставал из портфеля какую-то папку…

— А, может, у Шевякова занять? — озорно улыбнулся Геннадий товарищам. — Интересно — даст?

Уже в вестибюле снова достал заветный листочек, попытался позвонить из автомата. Безрезультатно: трижды набирал номер, трижды трубка отвечала короткими гудками.

— Гена, подождите, — окликнул его подходящий к гардеробу Шевяков. Он получил свою дубленку. Надевая ее на ходу, подошел к Геннадию.

— На метро?

— Нет, но в ту сторону.

Вышли на улицу, пошли по аллее к проспекту.

— Смотри-ка, солнце, а обещали снегопад, — сказал Шевяков.

— Это к вечеру обещали, — вежливо поддержал разговор Геннадий.

Они вышли на проспект. Солнце светило совсем по-весеннему. Журчала вода в канализационных люках. Шевяков шел в незастегнутой дубленке, аккуратно обходил лужи, полные снежной каши.

— А где же ваш «вольво»? — спросил Геннадий.

— В ремонте. Дочка стукнула, засранка, — благодушно бросил Шевяков.

Вышли на площадь, спустились в переход, остановились у ступеней метро.

— Гена, у меня для вас совет, — сказал Шевяков. — Не относитесь слишком серьезно к тому, что пишете. Недостаток вашего сценария в том, что он слишком сделан. Все выписано, все построено, но во всем этом… как бы поточнее… Запах пота, что ли… Может быть, поэтому так трудно найти режиссера. Ну, вот скажите, вам нравятся, когда от женщины пахнет потом? Здесь то же самое. И потом, откуда такой апокалиптический взгляд на жизнь?

— Да как-то для другого повода нет, — буркнул Геннадий.

— Я знаю, что вы сейчас думаете, — усмехнулся Шевяков. — Стоит, мол, барин и поучает. И все у него в жизни хорошо. А было по-разному. Ох, как по-разному.

— Ну, а что вокруг делается, вы не видите? — не без вызова спросил Геннадий.

— А что делается? Вон, слышите, девушка смеется. Музыканты располагаются — сейчас играть будут. Жизнь кругом идет, Гена. Посмотрите, какая прелестная цветочница. Боттичелли, да и только.

Геннадий посмотрел, куда показывал Шевяков.

В стеклянном киоске, заставленном гвоздиками, сидело юное существо. Лицо девушки, обрамленное завитками золотистых волос, действительно напоминало боттичеллевскую Венеру. Девушка что-то читала, трогательно шевеля губами.

Музыканты, расположившиеся перед входом в метро, заиграли нечто в стиле «кантри».

— Вот кого снимать надо! А не этих кошек облезлых, — сказал Шевяков. — Прелесть! Стихи, наверное, читает — видите: проборматывает.

Шевяков сунул руку в карман дубленки, поискал по другим карманам.

— Гена, извините, у вас пятачка не найдется?

— Да. Конечно, — улыбнулся Геннадий, выудил из кармана пятачок, дал Шевякову.

— Спасибо, — Шевяков подал руку для прощанья. — А то, что времена сейчас не самые лучшие, — так все имеет свой конец. Прелесть! — не удержался он от еще одного взгляда в сторону киоска.

Шевяков скрылся в метро. Геннадий направился к телефонной будке, по дороге заглянул в киоск и расхохотался.

Девушка держала на коленях обувную коробку, полную бумажных купюр, и считала выручку.

Все будки были заняты. Геннадий встал у той, где разговаривал какой-то военный (этот не должен болтать долго), машинально посмотрел на часы: без пятнадцати три. Оркестрик самозабвенно выдавал свое «кантри». Особенно хорош был тот, что играл на банджо: длинные его волосы были схвачены сзади резинкой, лицо беспрерывно меняло выражение — как в пластилиновом мультике.

На этот раз повезло: на том конце сняли трубку.

— Але? — прозвучал незнакомый Геннадию женский голос.

— Извините. — Геннадий повесил трубку, пошарил в кармане, вышел из будки.

— Что, не работает? — нервно спросил худощавый мужчина в строгом сером пальто, собираясь занять его место.

— Попал не туда, — успокоил его Геннадий.

Он подошел к цветочному киоску. Девушка уже закончила считать деньги, составляла букеты.

— Разменяйте, пожалуйста… позвонить, — попросил он, чувствуя, что расплывается в улыбке.

— Может, цветы купите? — ответила улыбкой продавщица, достала мелочь.

— Обязательно, но не сейчас, — в тон ей сказал Геннадий.

…

Прежде, чем набрать номер, Геннадий заглянул в листок.

— Але? — все тот же женский голос. Набирал правильно…

— Сергея Петровича можно?

— Сергея Петровича нет, — не сразу ответили на том конце.

— А когда он будет, скажите, пожалуйста?

— Сергей Петрович скончался… — ответили тихо.

— Алло! — закричал в трубку Геннадий. — Кто со мной говорит? Это квартира Крашенинникова?

— Да. Вы правильно звоните… Сергей Петрович скончался три дня назад.

— Как?.. — севшим голосом спросил Геннадий.

— Несчастный случай. Извините, пожалуйста, а вы кто будете Сергею Петровичу?

— Одноклассник. Татьяну можно позвать к телефону.

— Татьяна Николаевна на кладбище…

— Почему мне не позвонили? — вырвалось у Геннадия.

— Извините, я соседка… Все на похоронах… Я здесь помогаю…

— Какое кладбище? — спросил Геннадий.

…Кончив разговор, Геннадий еще некоторое время стоял в будке, пытаясь осознать произошедшее.

— О ван ду сэй! Го маченин!.. — пели, перевирая слова, музыканты. Банджист переживал свои звездные минуты — музыканты отдыхали, предоставив ему место для импровизации.

Геннадий вышел из будки, пошел к автобусной остановке. Уже сев в автобус, передумал, стал протискиваться обратно к выходу. В последний момент успел соскочить

— Надумали все-таки, — улыбнулась как знакомому цветочница. Она выбрала букет, протянула ему…

— Уберите один цветок, пожалуйста, — глухо попросил Геннадий.

Он прошел мимо оркестра, поднялся по ступеням, скрылся в метро.

Гулко прозвучал ружейный залп. Ко второму и третьему залпам примешался крик вспугнутых выстрелами птиц.

— Прямо до конца, потом налево — там, где стреляли, — сказала, ковыряя спичкой в зубах, грудастая тетка в накинутом на плечи ватнике, в дорогих сапогах с расстегнутыми молниями.

Геннадий спустился с крыльца кладбищенской конторы, быстро зашагал в указанном направлении.

Когда он дошел до поворота, навстречу ему проехали два автобуса. В первом ехали солдаты, в окнах второго мелькнули черные траурные платки.

…Свежий холм был завален цветами и венками. У могилы стоял военный, шапку держал в руке, рядом с ним на снегу стоял «дипломат».

Геннадий кивнул офицеру (на его погонах были майорские звезды, в петлицах — эмблемы связиста), развернул букет, положил цветы на могилу, встал рядом с майором.

— Опоздал? — нелепо прозвучал вопрос майора. — Я тоже опоздал. Прилетел позавчера в командировку, купил в коммерческом пузырь и — к Сереге… А он… Вот… Товарищ?

— Одноклассник.

Геннадий скомкал оставшийся от букета целлофан. Не зная, куда его деть, сунул оглушительно трескучий комок в карман. Спросил, стыдясь произведенного шума:

— Как это случилось?

— Как это может в Совдепии случиться? — Майор нахлобучил шапку. — По-дурацки. Поскользнулся и виском о поребрик. Три года в Афгане — ни царапины… Чушь собачья!

Майор нагнулся к «дипломату», вытащил из него бутылку водки.

— Помянем подполковника Крашенинникова. — Он достал из кармана шинели складной стаканчик.

Выпили. Плеснули на могилу.

— Тебя как зовут? — спросил майор.

— Геннадий.

— Павел, — протянул здоровенную ручищу майор.

Закурили.

— На поминки, — сказал майор, делая ударение на первом слоге, — не поехал. Сейчас прямо на самолет — и обратно в свой Мухосранск… Все подгадывал с командировкой, встретиться хотел… Подгадал.

— Я сегодня случайно узнал, — сказал Геннадий. — Не понимаю, почему Татьяна не сообщила…

— Обиделся? — неожиданно зло прищурился майор. — Не понимаешь, — и не понимай. Главное, что пришел. — По всей вероятности он был ровесником Геннадию, но говорил как старший, да и выглядел старше.

— Татьяна совсем как не в себе, — сказал майор после паузы. Он тяжело вздохнул, наполнил стакан, протянул Геннадию.

— Не могу, — отказался тот. — У меня еще дела.

— Дела-а-а, — презрительно протянул майор. — Какие у тебя дела…

Он опрокинул в себя водку. Постоял, глядя неподвижно перед собой. Раздался треск. Рука майора разжалась, из нее выпал раздавленный стаканчик.

Майор завинтил пробку, спрятал бутылку в «дипломат».

— Прощай, — сказал, не подавая руки, и зашагал по аллее, поводя шеей, как будто ему тер воротник шинели.

Геннадий медленно шел по кладбищу. Это был новый его участок, — места было мало, могилы стояли тесно, деревья еще не успели вырасти, и казалось, что это такой молчаливый каменный город. Город со своими дворцами, со своими трущобами.

От пустыря, за которым виднелись коробки нового микрорайона, кладбище отделяли две сходящиеся полукругом бетонные стены колумбария. Левая стена утопала в цветах, правая немо смотрела правильными квадратами незаполненных еще ячеек.

Было пусто, лишь у левой стены копошился какой-то мужичонка в потертом кургузом пальтишке, в затерханной кроликовой ушанке. Мужичонка поправлял цветы в одной из ячеек, отходил на несколько шагов, снова поправлял. По нетвердости движений было видно, что он пьян. Он что-то бормотал себе под нос, увидев Геннадия, улыбнулся, хотел что-то сказать. Геннадий прошел мимо, скользя взглядом по стене.

Звезды, кресты, шестиконечники Давида… Атеисты, христиане, иудеи — все рядом.

Полковник Рогачев Виктор Петрович… Изаксон Лев Моисеевич… Прасковья Герасимовна Тихомирова…

АНДРЕЕВ ГЕННАДИЙ ПАВЛОВИЧ, — выхватил взгляд. Как в жар бросило. Остановился, вгляделся. На тонкой, под мрамор, плите было выбито:

АНДРОНОВ ГЕННАДИЙ ПАВЛОВИЧ

1913-1990

И снова возник, нарастая, шум. Возник и исчез, разбитый пьяным фальцетом.

— Я извиняюсь, конечно… Папаша ваш?

Геннадий вздрогнул.

Рядом стоял мужичонка в «кролике». Лицо его было столь же поношено, как и шапка. Сколько ему было? Сорок? Сорок пять? А, может быть, и все пятьдесят?

— Что? — непонимающе посмотрел на него Геннадий.

— Я говорю, родственника проведать пришли?

Геннадий не ответил, двинулся вперед, к проходу между стенами, где начиналась тропинка, ведущая через пустырь к трамвайной остановке.

Мужичок шел рядом, видно, был расположен пообщаться.

— А я тещу навещал, — сказал он, словно речь шла о больнице. — Как получка, или аванс — обязательно загляну. Цветочки возложу, винца выпью — все путем. Хорошо! Любимая теща. Серафима Ивановна… Третья она у меня и самая любимая.

Мужичонка оглянулся, как бы прощаясь со своей Серафимой Ивановной, воскликнул умиленно:

— Как на доске почета!

Геннадий дико посмотрел на него и быстро зашагал к трамвайной остановке.

Народу на остановке скопилось порядочно, — начинался час пик.

Геннадия внесло в трамвай, развернуло, притиснуло — лицо в лицо — к женщине средних лет в красном мохеровом берете. Сзади надавили. Женщина поморщилась. Геннадий виновато улыбнулся. Женщина поджала губы, насколько могла, отвернулась.

Желающих сесть в трамвай было слишком много. Люди висели на подножке, не давая дверям закрыться. Трамвай стоял, водитель ругался — грозился, что никуда не поедет. Снова надавили. Двери закрылись. Трамвай тронулся.

Женщина смотрела в сторону. Лицо ее не выражало ничего кроме усталости и раздражения. На виске из-под берета выбился пучок волос неопределенного цвета с густой проседью. Неожиданно она посмотрела прямо в глаза Геннадию, крикнула сварливо:

— Ну, что ты на меня уставился?! Что?!

Геннадий неловко усмехнулся, хотел что-то сказать, но женщина упредила его:

— Не дыши на меня!

Двери на подъезде дома, где жила теща, были точь в точь, как на его старой работе — те же покрытые лаком, обожженные паяльной лампой доски, правда, с цифровым замком.

Геннадий набрал код, вошел в подъезд. Безрезультатно потыкал кнопку лифта. Побежал по лестнице.

Перед тем, как позвонить, отдышался.

— Кто там? — отозвался на звонок тещин голос.

— Это я…

— Кто — я? Встаньте перед глазком, — нервно потребовала Ольга Романовна.

Геннадий встал напротив двери. Щелкнул замок, дверь отворилась.

— Здравствуйте…

— Уже пять минут шестого, — вместо приветствия заметила Ольга Романовна, пропуская Геннадия в квартиру, закрывая за ним дверь. — Проходи, — кивнула она в сторону комнаты, а сама вернулась к телефону, что стоял тут же в прихожей, на старомодном круглом столике. — Да, Анатолий Степаныч, я слушаю… Зять пришел…

Геннадий разделся, прошел в комнату.

Комната особым уютом не отличалась. Все аккуратно, прибрано… Пожалуй, слишком аккуратно, слишком прибрано…

Все тот же ширпотребовский Есенин с трубкой на стене. На письменном столе, рядом с аккуратной стопкой школьных тетрадей, — копия аникушинского памятника Пушкину. Впрочем, было и новое — над тахтой висела «Мистерия» Ильи Глазунова, больших размеров репродукция с подробным списком действующих лиц.

Из прихожей до Геннадия доносился разговор Ольги Романовны с неизвестным Анатолием Степанычем.

— …Что, она так и сказала?! Ну, ничего святого! А я же вас предупреждала, Анатолий Степаныч…

Геннадий разглядывал «Мистерию». Почему-то прежде всего бросился в глаза Хрущев с початком кукурузы. Ленин… Сталин… Троцкий, — скорее догадался, чем узнал Геннадий (все никак не мог его запомнить — путал с Калининым). Спустился глазами к списку, — проверил: правильно — Троцкий…

Кутузов… Суворов… Пушкин… Светилась сусальным «горним светом» семья последнего императора… А это кто? Снова заглянул в список. Прочитал: № 17 — НАРОД.

— Не знаю, Анатолий Степаныч, не знаю, — говорила по телефону теща. — Для меня ничего неожиданного в этом нет… Да потому, что не с ее носом русскую литературу преподавать… Ну, ладно, не расстраивайтесь, что-нибудь придумаем. Да. Конечно… Спасибо, что сообщили, Анатолий Степаныч.

— Мог бы, конечно, позвонить, если задерживался, — сказала Ольга Романовна, появляясь в комнате. Она как-то подозрительно посмотрела на Геннадия, прошла в спальню, вернулась с почтовым конвертом в руке. — Пересчитай, — протянула конверт Геннадию.

— Садись. В ногах правды нет. — Она подтолкнула Геннадия к столу, сама села с противоположной стороны.

Геннадий тоже сел, вынул деньги, пересчитал: десять сотенных, двадцать зеленых по пятьдесят.

— Все точно. — Геннадий вложил деньги в конверт. — Спасибо, — поднялся было из-за стола, но Ольга Романовна жестом задержала его.

— Геннадий. — Ее глаза за линзами очков в тонкой металлической оправе смотрели строго. — Нам надо серьезно поговорить.

Геннадий почувствовал острую безнадежную тоску. Сел, сказал почти умоляюще:

— Ольга Романовна, у меня времени мало: Алену на работе в декрет провожают, мне Вовку забирать…

— Надо было вовремя приходить, — отрезала Ольга Романовна. Не удержалась, вставила ядовито: — На выпивку нашлось время.

Геннадий вздохнул, приготовился слушать.

— Во-первых, — сказала Ольга Романовна после небольшой паузы, — я считаю всю эту историю с обменом чистой воды авантюрой. Я это и Леночке сказала, и тебе говорю. Ну, назанимали вы, а как отдавать будете, подумали? Не обо мне речь, — пресекла Ольга Романовна возможные возражения. — Что я, у своей дочери деньги обратно буду требовать?! Как остальные-то четыре тысячи отдавать будете, а? С твоих гонораров? Пока что ты на них и одного ребенка прокормить не можешь. Отец… А второй появится? Что молчишь? — почти прикрикнула на Геннадия Ольга Романовна и, не давая ему ответить, продолжала: — В общем, я даю эти две тысячи с условием. Или ты бросаешь всю эту ерунду и устраиваешься на настоящую работу. Или… Если мужчина, сам должен понять.

— Что я должен понять? — напряженно спросил Геннадий.

— Ты считаешь нормальным сидеть на шее у жены? — вопросом на вопрос ответила Ольга Романовна и выразительно замолчала — ждала, какая будет реакция.

— Продолжайте, я слушаю. — Геннадий старался говорить спокойно.

— Да, ты уж будь любезен, послушай! — воскликнула Ольга Романовна. — Не для того мы с Алексан Санычем дочь растили, чтобы она дармоеда на своей шее тянула. Мне же перед знакомыми стыдно. Ты понимаешь: не тебе — мне за тебя стыдно. Мужику скоро тридцать пять, а он не может семью прокормить!

— По-вашему, лучше быть плохим инженером?

— А ты что хороший писатель?

Вопрос — как удар под дых. Геннадий внутренне сжался. А Ольга Романовна продолжала:

— Ты просто бездельник. Сутки в своей котельной баклуши бьешь, потом трое — дома. Жена из сил выбивается, а он бумагу портит. Гений непризнанный!

— Очень интересное замечание. Особенно для учителя литературы. — Геннадий сделал движение, собираясь подняться.

— Нет, ты посиди и послушай, — остановила его Ольга Романовна. — Ты что, до сих пор не понял, что из тебя уже ничего не выйдет? Пожалуйста, пиши, сейчас все можно, — любую мерзость напечатают. Пиши. Ты даже этого не можешь!.. Как хорошо, что Алексан Саныч не видит всего этого…

— Или устраивайся на работу, или разводись, — резко закончила Ольга Романовна.

— Вы закончили? — Геннадий поднялся, вышел в прихожую.

Хлопнула входная дверь.

— Деньги забыл! — выбежала на площадку с конвертом Ольга Романовна.

Геннадий остановился (он успел спуститься на марш), сделал неуверенное движение назад, передумал.

— Да подавитесь вы своими деньгами, — сказал вдруг спокойно, поворачиваясь спиной к Ольге Романовне, продолжая спускаться по лестнице.

— Бездарь! — крикнула вслед ему теща. Она, как и дочь, привыкла оставлять последнее слово за собой. — Бездарь! Графоман!

На улице было уже совсем темно. Геннадий посмотрел на часы: половина шестого. Задувал ветер. Сверху мелко и часто сыпался не то дождь, не то обещанный снег. Мимо, притормаживая, проехал уютно освещенный «Икарус». Геннадий побежал к остановке: застегиваясь на ходу, смешно семеня на скользких местах.

Шел проходными дворами. Спешил, — не хотелось, чтобы Вовка был заложником настроения Полины Васильевны. Дворы перетекали один в другой через арки, скорее напоминающие туннели в каменной непроходимости города.

Где-то впереди раздался крик, шум, гулко хлопнула дверь, женский голос — уже отчетливо — крикнул: «Помогите!» Послышался шум шагов, — кто-то бежал навстречу Геннадию…

Она вылетела из арки прямо на него. Дальше не побежала — схватила за руку, запричитала, срываясь на крик, захлебываясь от рыданий:

— Помогите! Она меня бьет! Она меня бьет!

Вслед за ней выскочила вторая — маленькая, пожилая (мать? — мелькнуло у Геннадия).

При виде ее первая (дочь?) завизжала, прижалась к Геннадию.

— Помогите! Она меня бьет! Она меня бьет!.. — повторяла она, жалобно заглядывая ему в глаза.

— Замолчи! — прикрикнула пожилая. Она осталась стоять у арки, — держась рукой за стену, тяжело переводя дыхание. Она была совсем маленькая. Такие в тюзах играют мальчишек. — Расскажи, расскажи, до чего ты докатилась, — сказала она и засмеялась — коротко, надтреснуто, недобро.

А дочь все вилась вокруг Геннадия, все повторяла свои три слова.

Весь этот бред словно парализовал его. Потом он рассмотрел и близко посаженые глаза дочери, и прикинул ее возраст — лет двадцать пять. Потом он разглядел и распахнутый, наскоро надетый — воротник завернулся вовнутрь — плащ, и дешевое трикотажное платьишко под ним с разорванным вырезом, из-под которого выглядывали кружева ночной сорочки. Все это Геннадий рассмотрел потом. А тогда он видел только кровь, размазанную по опухшему от слез лицу. И эта ее безумная скороговорка, клекот какой-то: «Она меня бьет, она меня бьет…»

— Вот… вытрите лицо… — он растерянно протянул ей носовой платок.

— Не обращайте внимания. — Мать криво усмехнулась. — Это я ее по носу шлепнула. Вот так. — Она изобразила ладонью хлесткое движение.

Дочь, судорожно всхлипывая, размазывала платком по лицу кровь и слезы.

— Что молчишь? Расскажи, расскажи, — подначивала ее мать. — А-а, молчишь… — И уже Геннадию: — Она к нему постоянно бегает. Раздевается голая. Занимается самым настоящим развратом.

— Не было этого! Не было этого! Не было этого! — с новой силой заголосила дочь.

— Молчи! — рявкнула на нее мать. — Он мне сам звонит. Говорит, прихожу, открываю дверь ключом: она стоит голая. До чего ты докатилась!

— Я не докатилась! Я не докатилась! Не было этого! Не было этого! — кричала дочь, вцепившись в рукав Геннадию.

— Вы не слушайте ее. Она больная. У нее справка есть. Она к нему бегает каждый день. Раздевается и занимается самым настоящим развратом, — в словах матери звучало какое-то непонятное смакование.

— Не было этого! Не было этого!

— Она на бюллетене… На работу не ходит, а к нему бегает…

— Я не бегаю! Я не бегаю!

— Да он сам мне звонит, — было уже непонятно, к кому она обращалась: не то к дочери, не то к Геннадию, — говорит, что она ко мне ходит, заберите ее. До чего ты докатилась! — заорала мать в исступлении.

Оттолкнувшись от стены, она бросилась на дочь.

— Успокойтесь… — бормотал растерянно Геннадий, загораживая дочь, шалея от бабьего крика, от одних и тех же бесконечно повторяющихся слов.

Каким-то образом матери удалось вцепиться дочери в волосы. Раздался истошный вопль.

Показавшаяся было во дворе случайная прохожая, дама с карманным пинчером на поводке, увидев сцену, подхватила собаку на руки и опрометью бросилась обратно.

Геннадию стоило немалых сил, чтобы расцепить двух обезумевших женщин. Схватив мать за руки, он оттащил ее к брандмауэру, прижал к стене, держал до тех пор, пока не почувствовал, что ее руки ослабли.

Дочь тихо поскуливала в стороне.

— У вас ноги совсем мокрые, — сказал Геннадий, отпуская мать.

Ее тонкие ноги — без чулок, в синих венозных прожилках — были обуты в домашние тапочки, разные и насквозь мокрые.

Мать вскинула голову, как-то странно посмотрела на Геннадия и зарыдала.

— Вас проводить? Вы где живете?

— А вам зачем? — с неожиданной злобой в адрес Геннадия спросила мать. Она громко высморкалась в платок.

— Пошли, — властно сказала дочери. — Застегнись!

Они скрылись в арке.

Геннадий подобрал слетевшую во время борьбы шапочку. Отряхнул, надел.

— Вот он! Вот он! — услышал Геннадий громкий возбужденный шепот. Оглянулся: из глубины двора к нему шли два милиционера, рядом, с собачкой на руках, семенила тетка в громоздкой шубе.

Геннадий, сделав вид, что это к нему не относится, быстро зашагал под арку.

— Гражданин, постойте!.. — раздался за спиной голос, не терпящий возражений.

Геннадий обернулся на оклик: милиционеры, оставив тетку, быстрыми шагами приближались к нему.

Потом он жалел, что не побежал тогда. Они были еще далеко — успел бы.

Первое, что возмутило — это то, что его сразу схватили за рукав.

— В чем дело, ребята, — попытался вывернуться Геннадий.

Державший его милиционер наигранно поморщился, спросил кривляясь:

— «Пшеничная»?

— А что уже запрещено?

Подошла «дама с собачкой». Собачонка испуганно рычала. Дама прижимала ее к искусственному меху шубы, смотрела на Геннадия взглядом, исполненным чувства высокой гражданской ответственности.

— Бить женщину… Какая низость! — с пафосом швырнула она в лицо Геннадию и уже деловито, с готовностью помочь доложила: — Это он, товарищ милиционер.

— Где потерпевшая? — спросил милиционер, державший Геннадия. Второй, отойдя немного, вполголоса переговаривался по рации.

— Не знаю… — машинально сказал Геннадий. Спохватился: — То есть… Здесь женщины дрались… Я в садик за сыном шел…

— Не лги! — воскликнула дама. — Я же все видела. Товарищ милиционер, он ее избивал. У нее все лицо было в крови. Справился, да?! Нашел себе по силам?! Рэги, малыш, успокойся…

Женщина заходилась от негодования, собака заливисто лаяла, — все это начинало напоминать недавний бред.

— Да замолчите вы в конце концов?! — заорал Геннадий. — Не слушайте ее, — взмолился, обращаясь к милиционеру.

— Товарищ милиционер, он же пьяный! — обрадованно воскликнула дама. — Он пьяный, — сообщила она подошедшему второму.

— Ну, все, — сказал державший Геннадия. — Пошли. — Он подтолкнул его в спину.

— Никуда я не пойду! Мне сына надо забрать из садика!

Геннадий резко рванул руку, вырвался, бросился бежать.

Конечно, надо было бежать тогда…

Нагнали его быстро. Протянули по спине «демократизатором». Поволокли навстречу въезжающей во двор, разворачивающейся ПМГ.

Молоденький милицейский лейтенант с мальчишеской челкой, по-хулигански падающей на лоб, медленно, с трудом разбирая почерк, читал написанное Геннадием.

Часы на стене показывали двадцать минут восьмого.

Геннадий сидел напротив лейтенанта, с тоской смотрел на часы. Руки теребили шапочку, лежащую на коленях: завернут — развернут, опять завернут…

Прыщавый парень в грязных джинсах-варенках в порванной куртке из кожезаменителя, усеянной заклепками, мыл пол. За ним наблюдал, прислонясь к стене, совсем не старый, но грузный и от этого выглядевший старше своих лет старшина в расстегнутом кителе.

— Тщательнее, Лобанов. Тщательнее, — подражая Жванецкому, а, может быть, и вполне искренне руководил старшина. – Не брезговай.

Лейтенант оторвался от бумаг, сказал обреченно, поморщившись:

— А-а, все равно… Теперь так и будет псиной вонять.

— А я вообще не понимаю, — отозвался старшина, любовно разглядывая ноготь на мизинце. Ноготь был длинный, — по-видимому, в этом был весь шик. — В деревне понимаю. Там от собак польза. А здесь… Да еще такая шмакодявка. Кстати, без жетона.

Лейтенант, забыв про показания Геннадия, слушал старшину.

Стрелка на часах дрогнула и перешла с двадцати четырех на двадцать пять минут восьмого.

«Да читай ты…» — хотелось сказать Геннадию. Шапочка то заворачивалась, то разворачивалась.

— Дефицит собакам скармливают, а зарегистрировать — денег не хватает. Штрафануть вам ее надо было, а не разговоры разговаривать, — наставительно сказал старшина лейтенанту и незаметно от него подмигнул Геннадию.

Лейтенант с недовольным видом вернулся к чтению.

Лобанов отжимал тряпку над ведром. Старшина переключился на него:

— Ну, как ты отжимаешь, Лобанов?! Что, дома, небось, мать полы моет? Давай, давай, тщательнее — в армии пригодится.

Лобанов пробурчал что-то вроде: «В гробу я видел вашу армию», шмякнул тряпку на пол, заелозил ею вяло по линолеуму.

Стрелка, дернувшись, остановилась на двадцать седьмой минуте.

— Вы расписаться забыли. — Лейтенант, наконец, прочитал показания Геннадия, протянул их ему.

Геннадий расписался.

— Я могу идти?

— Если от потерпевшей поступит на вас заявление, вызовем, — кивнув, сказал лейтенант.

— Я же вам объяснял… — начал Геннадий.

— Вы все поняли? — спросил лейтенант таким тоном, что Геннадий продолжать не стал, поднялся. Впрочем, не уходил. Спросил: — Разрешите позвонить.

— Телефон служебный.

— Я буквально два слова…

— Вы не поняли?..

— Прощайте, — усмехнулся Геннадий.

— До свидания, — со значением сказал лейтенант.

Выйдя из милиции, сразу бросился к ближайшему автомату.

— Аллоу? — прозвучал в трубке бархатный мужской голос.

— Илья Константинович, это Геннадий. Лену позовите, пожалуйста.

— Геннадий Павлович?! — воскликнул сосед, словно обрадовавшись звонку. — Я должен пожаловаться на вашу супругу. Если у Леночки дурное настроение, это еще не значит…

— Илья Константинович, потом, ладно? — перебил его Геннадий. — Позовите Лену.

Трубка обиженно вздохнула. Через некоторое время в ней раздалось напряженное Аленино: «Да?..»

— Алена, ты, наверное, волнуешься… — торопливо, чувствуя свою вину, заговорил Геннадий. — Я сейчас иду за Вовкой… Раньше не мог…

— Можешь не беспокоиться.

— Ты забрала? Слава богу! — У Геннадия отлегло от сердца. — Ну, как тебя проводили? — спросил он, будто бы не замечая ледяного тона жены.

— Никак. Полина прямо с работы вызвала. Где ты был? Ты же вышел от мамы в половину шестого.

— Я не мог… Слушай, что мы по телефону. Сейчас приду, — все объясню.

— Можешь не приходить.

— Что, Ольга Романовна уже работу провела? — Геннадий начинал заводиться.

— Ты достал деньги? — вопросом на вопрос ответила Алена.

— Нет, — не сразу ответил Геннадий.

— Ты сейчас поедешь к маме, извинишься и возьмешь деньги.

Геннадий молчал.

— Ты слышишь?

— Слышу, — буркнул Геннадий. — Если ты так хочешь…

— Мне не надо твоего одолжения! — взорвалась Алена. — Мне ничего от тебя не надо!

— Может, мы все-таки не будем посвящать всю квартиру…

— Без денег можешь не приходить. Можешь вообще не приходить! — выкрикнула Алена. — Господи, как все надоело!

— Ну, все! Мне тоже надоело! — Геннадий швырнул трубку на рычаг. Достал сигарету, ломая спички, прикурил и тут же зашелся в кашле — прикурил фильтром.

Вместо звонка из стены торчали два проводка с оголенными концами. Геннадий соединил их, — за дверью мелодично прокурлыкало.

Фаина открыла сразу, — будто стояла за дверью. Ноль эмоций. В глазах только мелькнуло что-то… Отступила, давая дорогу. Стояла, прислонившись к стене, смотрела, как он снимает куртку, влезает в тапки. Перехватила шапочку: «Дай. На батарею положу. Голодный?» Все буднично, словно расстались вчера, а то и сегодня утром. Ушла на кухню. Геннадий посмотрел в зеркало — постарался придать лицу такое же невозмутимое выражение. Захватил сигареты, пошел следом.

— Не кури, пожалуйста, — услышав звук загорающейся спички, не оборачиваясь, сказала Фаина — она уже хозяйничала у плиты.

Геннадий, хмыкнув, погасил спичку, сунул сигарету в пачку.

— Год как бросила. Теперь не могу, когда при мне курят, — как бы извиняясь, объяснила Фаина.

Геннадий сел за стол, в угол, рядом с холодильником — обычное, свое, место.

— Звонок у тебя крутой, — заметил, чтобы что-то сказать.

— Ага, — рассеянно кивнула Фаина. — Соседи менялись, шкафом заехали. Обещали поставить.

Все здесь было как прежде. Полка когда-то прибитая им. Все тот же кактус на окне. И платье-свитер на Фаине все то же — длинное до колен, со скандинавским узором на груди.

— Все-таки высоко я ее прибил, — сказал Геннадий, видя, как Фаина встает на носки, чтобы достать что-то с полки.

Фаина не ответила. Повисла пауза. Из комнаты, сквозь шкворчание жарящейся картошки, послышался какой-то шорох, что-то упало.

— Может быть, я не вовремя? — покраснел Геннадий. Увидел недоумение на лице Фаины, пояснил, кивнув в сторону двери: — У тебя кто-то есть?

Из комнаты снова раздался какой-то звук.

— А-а, — усмехнулась, поняв, Фаина. — Гриша, иди сюда, — позвала она громко. Она положила картошку в тарелку, поставила перед Геннадием. — Извини, ничего более существенного нет. Тетки мои в отдел заглянут — и по магазинам. Что-то умудряются достать. Им надо — семьи. — Фаина села за стол.

Геннадий ел, чувствуя на себе ее взгляд, изображал поглощенность процессом. Впрочем, он и впрямь был голоден.

— Капусту клади. — Фаина сняла со стоящей на столе миски крышку, подвинула миску Геннадию.

— Спасибо.

Что-то мягкое скользнуло по ногам. Геннадий заглянул под стол — пушистый серый кот терся, урча, о брючину.

— Это Гриша, — представила Фаина.

— Красавец какой… Ласковый…

— Кастрат, — словно зачеркивая все достоинства кота, небрежно бросила Фаина. Помолчала. Сказала, усмехнувшись как-то грустно: — Я знала, что ты придешь. — Пожала плечами, сама себе удивляясь. — Не знаю — почему. Чувствовала. Как утром увидела…

— Ты не обижайся — у меня, правда, времени совсем не было. Я только к Женьке забегал… на минутку…

— К Евгению Ростиславовичу, — с недоброй иронией поправила Фаина. — Мы не обижаемся. Мы свое место знаем. Спасибо, хоть не забываете…

— Не надо, Фаина, — мягко попросил Геннадий.

— Не буду, — успокоила Фаина (что-то обидное было в этом «не буду» — сказала, как отмахнулась). — Ну, и как тебе Евгений Ростиславович? — Фаина явно вкладывала в имя и отчество Ищенко какой-то не очень хороший смысл.

— Что-то вы не очень его… Ашотыча встретил — он тоже…

— Выживает он Ашотыча.

— Женька? — удивился Геннадий. — Да ему на него молиться надо. С его опытом…

— Какой опыт? О чем ты говоришь?! — раздраженно перебила Фаина. — Женечке свои люди нужны. Ой, да что тебе-то?! — опять обидно отмахнулась она и, забирая освободившуюся посуду, спросила: — Ты что будешь? У меня чай хороший… Или кофе хочешь?

— Кофе, — машинально ответил Геннадий.

Фаина вымыла посуду. Тщательно вытерла, пожалуй, слишком тщательно.

— С Аленой поругался? — спросила вдруг, оборачиваясь.

Геннадий неопределенно пожал плечами.

— Значит, дружно живете, если первый раз за два года пожаловал, — задумчиво сказала Фаина.

— Я давно хотел зайти…

— Ну, так что не заходил? Поводок слишком короткий?

— Мне не нравится, когда ты так говоришь об Алене, — негромко сказал Геннадий.

И опять замолчали. Геннадий наблюдал, как Фаина достает с полки банку с кофе (снова пришлось встать на носки — платье-свитер поползло вверх, обнажая по-девчоночьи голенастые ноги), как засыпает кофе в джезву, заливает водой (сдула падающие на лоб волосы — она всегда так делала, когда волновалась), как ставит на огонь, снова тянется к полке…

— Давай, помогу, — приподнялся Геннадий.

— Я уже. — Фаина извлекла из полочных глубин и поставила на стол сильно початую бутылку коньяка.

— Вот. Специально держу для бывших любовников.

Опять в ее словах была какая-то обидная для Геннадия ирония.

— Судя по всему, их у тебя не мало, — заметил он желчно.

— А ты думал, что ты единственный и неповторимый?

Фаина сняла кофе с огня, разлила по чашкам. Поставила на стол, присовокупила два низких бокала. Села напротив.

Геннадий разлил коньяк. Приподнял бокал, приглашая выпить.

Фаина сидела, не притрагиваясь к коньяку.

— Зачем ты пришел?! — с неожиданным надрывом выкрикнула она, резко встала и вышла, почти выбежала, из кухни. Хлопнула дверь в ванную, послышался шум льющейся воды.

Геннадий тупо разглядывал бокал.

Сквозь шум воды прорывались всхлипыванья Фаины.

Геннадий встал, прошел к ванной. Подергал дверь — заперто.

— Фаина, — позвал. — Ну, что ты…

Вернулся на кухню. Сел. Выпил. Машинально достал сигарету, размял. Закуривать не стал, — сунул сигарету в карман, снова подошел к ванной.

— Фаина… — взялся за ручку двери.

Шум воды прекратился.

— Гена… уходи, пожалуйста, — умоляюще прозвучал голос Фаины. — Прошу тебя… уходи…

— Ну, я ухожу, — не сразу сказал Геннадий.

— Иди, — тускло ответила Фаина.

— До свидания, — усмехнулся Геннадий.

— Прощай.

— А без мелодрамы никак нельзя? — с усталым раздражением бросил Геннадий, пошел одеваться…

Он обувался, когда щелкнула задвижка, скрипнула дверь, мягко прошелестели шаги. Она остановилась за его спиной. Он подчеркнуто не обращал внимания на ее присутствие — возился со шнурком, не поднимая головы.

— Гена, я уезжаю, — тихо сказала Фаина.

— Куда? — не разгибаясь, холодно-вежливо осведомился он и по ее молчанию понял — куда.

Геннадий выпрямился. Напротив было зеркало. В нем — он, в глубине — лицо Фаины. Даже не лицо — глаза.

Он резко обернулся. Молчал, не зная, что сказать. Фаина смотрела пристально, тоже молчала, только губы подрагивали.

— Ты серьезно? — Идиотизм вопроса искупался искренней растерянностью, с которой был произнесен.

— У меня уже билет… На двадцать первое… Гена… — Фаина положила руку ему на грудь, тревожно заглянула в глаза.

— Что Гена?! Что Гена?! — взорвался вдруг Геннадий. Он сбросил руку, сорвал куртку с вешалки. — Что ты мне сейчас об этом говоришь?! Решила — уезжай.

Он никак не мог попасть в рукава. Влез, наконец, в куртку, сунул руку в карман, чертыхнулся, прошагал стремительно на кухню, сдернул с батареи забытую шапочку…

Они столкнулись в коридоре — как магнитом притянуло. Целовались суетливо, бормотали что-то несвязное…

— …Никто никого не слушает. Лишь бы свое прокричать. Что — не важно, лишь бы свое… лишь бы успеть…

Ласковый кастрат Гриша уютно дремал на куртке Геннадия. Куртка валялась в коридоре. Рядом темнело шерстяное пятно шапочки.

— …Всеобщий понос…

Свитер со скандинавским узором был сброшен на пороге комнаты, откуда раздавался голос Геннадия.

Остальная одежда валялась у кровати. В кровати были они.

Была звонкая пустота во всем теле. Была голова Фаины на его груди. Волосы Фаины щекотали его лицо, и ему хотелось зарыться, спрятаться в них, — как будто это было самое надежное укрытие, ее густые жесткие волосы. Он говорил, не зная, слушает она его или спит — и неизвестно, чему бы он больше огорчился. А может быть, это просто опустевшее тело требовало и душу освободиться от груза, под гнетом которого она устала томиться.

— …Заряжался надолго. Ну, этот сценарий мимо, будет следующий. Раньше, позже — какая разница. Все искренностью своей гордился. Пусть негромко, скромно, — зато искренне. Кому она на хер нужна — моя искренность! Каждый день как последний. На студию приходишь, как на панель. Налетай — под любого лягу… Все вокруг что-то такое знают, как будто второй раз живут. А я ничего не знаю. Мне просто всех жалко. Копошимся, как какие-то инфузории под микроскопом. А Он возьмет и всех нас в унитаз спустит…

Геннадий замолчал.

— Ты спишь? — спросил, прислушиваясь к ее дыханию.

Фаина отрицательно помотала головой. Он не видел ее лица. Глаза Фаины были широко открыты. Взгляд остановился на чем-то, видимом только для нее.

— А где брат живет? — спросил Геннадий.

— В Хайфе.

Снова в голосе ее прозвучала отчужденность.

— Ну что ты опять?.. — прошептал он, лаская губами мочку ее уха.

Фаина отвернулась, уткнулась лицом в подушку.

— Что-нибудь не так?.. Скажи… — спросил он смущенно, приподнявшись на локте, дотрагиваясь осторожно до ее плеча.

Не меняя положения, Фаина выпростала из-под одеяла руку, погладила успокаивающе — на ощупь, неловко — его голову, волосы, лицо. Потом резко повернулась, поцеловала порывисто, прошептала душно:

— Все, Геночка, все… Уходи, пожалуйста… Спасибо… Все… Уходи…

Он попытался ее обнять, но она отстранилась, закричала грубо, неприятно искаженным голосом:

— Да уходи же ты, наконец, господи!

Лампы в вагоне горели через одну.

Напротив Геннадия сидели два широкоплечих коротко постриженных парня в кожаных куртках и играли в «железку».

Больше в вагоне никого не было. Это был один из последних поездов метро. У машиниста кончалась смена, ему хотелось домой — в постель, он спешил, и поэтому вагон мотало на невидимых подземных поворотах.

Парни покачивались, отзываясь на движение вагона. Лица их были серьезны, но не азартны — они словно делали какое-то очень важное дело. Сотенные купюры одна за другой переходили из рук в руки.

Геннадий прикрыл глаза.

Он открыл их от взгляда, который почувствовал сквозь дрему.

Перед ним стояла женщина в красном мохеровом берете. Та, из трамвая. Увидев, что он открыл глаза, женщина дружелюбно улыбнулась Геннадию.

Ярко горели лампы, все лампы вагона.

С удивлением Геннадий обнаружил, что и слева, и справа сидят люди. Вообще, вагон был полон людей.

Он привстал, собираясь уступить место, но женщина, улыбаясь, запротестовала:

— Сидите, сидите… Я и так весь день — сидя…

— Садитесь, — настаивал Геннадий.

— Это ваше место, — продолжая улыбаться, со значением сказала женщина.

Он заметил, что за женщиной, там, где только что сидели «кожаные мальчики», — свободно.

— За вами есть свободное место. Садитесь, — посоветовал Геннадий.

Женщина все улыбалась. Покачала отрицательно головой:

— Там занято.

Действительно, там было занято. Пушистый серый кот лежал на коричневом дерматине сиденья и играл с вязаньем — наполовину сделанной детской кофточкой-распашонкой.

Геннадий пригляделся. Все пассажиры были знакомы ему. Они и друг с другом были знакомы — будто давно уже ехали в одном вагоне.

Рядом с вязаньем расположились трое: таксист, майор и благодарный зять Серафимы Ивановны. На полу у ног майора стоял «дипломат». Майор наливал водку в целый пластмассовый стаканчик, пускал по кругу. Выражение лиц всех троих было размягченное, благостное.

С другой стороны, потеснив немного кота, сидел Крапивин и, извлекая из недр своего увесистого портфеля рукопись, быстро говорил что-то сидящему рядом Шевякову. Тот слушал невнимательно, скучал, постреливал глазом в сторону — туда, где с обувной коробкой на коленях считала выручку так похожая на боттичеллевскую Венеру цветочница.

В женщине, сидящей справа от себя, Геннадий узнал Ольгу Романовну. Сначала увидел Минина с Пожарским на обложке, потом заметил выглядывающую из-под журнала тонкую металлическую оправу ее очков.

Голова сидящей слева Женькиной секретарши была запрокинута назад. Глаза закрыты, рот чувственно оскален. По ее чуть прикрытому мини-юбкой бедру ползла мужская ладонь. Ладонь принадлежала Женьке. Женька сидел за секретаршей, говорил что-то в телефонную трубку, а свободная от трубки рука ползла все выше по бедру, уже заползла под юбку и там все продолжала свое неуклонное движение.

Геннадий не мог рассмотреть всех пассажиров. Он не видел показывающего карточные фокусы бородатого режиссера в расстегнутой до пупа рубахе. Режиссер тасовал колоду, выхватывал из нее карты, показывал — карта оказывалась трехрублевой ассигнацией.

Он не видел матрону из утренней очереди в поликлинике. Настя, сидящая на коленях у матроны, гладила карликового пинчера, которого держала на руках тронутая вниманием хозяйка.

— Ноги поднимите, пожалуйста, — услышал Геннадий.

По проходу с тряпкой и ведром, старательно драя пол, передвигался усеянный заклепками Лобанов.

— Тщательнее, тщательнее, Лобанов. Людям ведь еще ехать и ехать, — добродушно напутствовал его стоящий у дверей, кокетничающий с Полиной Васильевной милицейский старшина. В руках у Полины Васильевны был толстый том Пикуля.

И вдруг грянула музыка. Геннадий высунулся в проход: в глубине вагона играл небольшой джазовый оркестрик. В музыкантах Геннадий узнал ораторов с митинга у Казанского: неиствовала на саксе женщина в очках, пыхтел на геликоне пожилой дядька в зимнем двубортном пальто, наяривал на тромбоне русофил в тесной конькобежной шапочке. Только банджист был прежний — длинные волосы, убранные в косичку, подвижное, непрерывно меняющееся лицо.

— О ван ду сэй! Го маченин! — орала женщина, отрываясь от саксофона.

— О ван ду сэй! Го маченин! — перевирая слова, вторили ей остальные музыканты.

Мчался по подземным лабиринтам поезд. В пустых вагонах лампы горели через одну, и только один, полный пассажиров, вагон светился ярко.

В этом вагоне пустовали лишь два места: на них, на коричневом дерматине, лежал серый пушистый кот и играл с вязаньем — наполовину сделанной детской кофточкой-распашонкой из белой шерсти.

Недовязанная кофточка-распашонка лежала на подоконнике. Рядом громоздились папки, рукописи, книги.

За окном была Фонтанка, Шереметьевский дворец на другом берегу. Подсвеченный прожекторами он напоминал искусно выполненную декорацию.

Проникающий в комнату свет фонарей на набережной делал очертания предметов зыбкими.

Сжимая в кулачке грузовичок, спал в своей кроватке Вовка.

Алена не спала. Лежала, прислушиваясь к звукам за дверью. Холмилось покато одеяло на ее животе.

Негромко хлопнула входная дверь. Тихие шаги приблизились к комнате. Алена закрыла глаза.

Геннадий осторожно затворил за собой дверь. Сняв ботинки, неслышно подошел к Вовкиной кроватке, поправил одеяло. Задержался у Алены. Потом уже разделся, взял стоящую в углу пишущую машинку, захватил со стола стопку бумаги, так же тихо вышел…

На кухне он устроился с машинкой на широком подоконнике. Заправил бумагу…

Небойкий, с паузами, стук пишущей машинки в комнате звучал приглушенно.

Алена лежала с открытыми глазами.

Заплакал увидевший что-то во сне Вовка. Проснулся, сел в кроватке.

Алена поднялась, подошла к сыну. Успокаивала, бормотала что-то ласковое.

— А где папа? — плаксиво спросил Вовка.

— Папа работает, — поцеловала сына Алена. Она уложила Вовку, подошла к окну, смотрела на рыхлый лед Фонтанки, на дворец, освещенный прожекторами.

Со стороны Симеоновского моста, оттуда, где чернела уже чистая ото льда вода, донесся неясный шум.

Шум приближался, нарастая, пока не превратился в отчетливый стук мотора. Наконец, в поле зрения появился маленький буксиришко. Он резво наскочил на ледяное поле, отработал назад, снова навалился на лед…

На кухню звук мотора доносился лишь слабым отголоском.

Геннадий спал, положив голову на подоконник. В машинку был заправлен чистый лист бумаги.

А буксир все ломал и ломал лед. Упорно и терпеливо.

1991 год

Грин — Искатель приключений: читать рассказ, текст полностью онлайн

I. Поездка

Путешественник Аммон Кут после нескольких лет отсутствия возвратился на родину. Он остановился у старого своего друга, директора акционерного общества Тонара, человека с сомнительным прошлым, но помешанного на благопристойности и порядочности. В первый же день приезда Аммон поссорился с Тонаром из-за газетной передовицы, обозвал друга «креатурой» министра и вышел на улицу для прогулки.

Аммон Кут принадлежал к числу людей серьезных, более чем кажутся они на первый взгляд. Его путешествия, не отмеченные газетами и не внесшие ни в одну карту малейших изменений материков, были для него тем не менее совершенно необходимы. «Жить – значит путешествовать», – говорил он субъектам, привязанным к жизни с ее одного, самого теплого и потного, как горячий пирог, бока. Глаза Аммона – две вечно алчные пропасти – обшаривали небо и землю в поисках за новой добычей; стремительно проваливалось в них все виденное им и на дне памяти, в страшной тесноте, укладывалось раз навсегда, для себя. В противоположность туристу Аммон видел еще многое, кроме музеев и церквей, где, притворяясь знатоками, обозреватели ищут в плохо намалеванных картинах неземной красоты.

Любопытства ради Аммон Кут зашел в вегетарианскую столовую. В больших комнатах, где пахло лаком, краской, свежепросохшими обоями и еще каким-то особо трезвенным запахом, сидело человек сто. Аммон заметил отсутствие стариков. Чрезвычайная, несвойственная даже понятию о еде, тишина внушала аппетиту входящего быть молитвенно нежным, вкрадчивым, как самая идея травоядения. Постные, хотя румяные лица помешанных на здоровье людей безразлично осматривали Аммона. Он сел. Обед, поданный ему с церемониальной, несколько подчеркнутой торжественностью, состоял из отвратительной каши «Геркулес», жареного картофеля, огурцов и безвкусной капусты. Побродив вилкой среди этого гастрономического убожества, Аммон съел кусок хлеба, огурец и выпил стакан воды; затем, щелкнув портсигаром, вспомнил о запрещении курить и невесело осмотрелся. За столиками в гробовом молчании чинно и деликатно двигались жующие рты. Дух противодействия поднялся в голодном Аммоне. Он хорошо знал, что мог бы и не заходить сюда – его никто не просил об этом, – но он с трудом отказывал себе в случайных капризах. Вполголоса, однако же достаточно явственно, чтобы его услышали, Аммон сказал как бы про себя, смотря на тарелку:

– Дрянь. Хорошо бы теперь поесть мяса!

При слове «мясо» многие вздрогнули; некоторые уронили вилки; все, насторожившись, рассматривали дерзкого посетителя.

– Мяса бы! – повторил, вздыхая, Аммон.

Раздался подчеркнутый кашель, и кто-то шумно задышал в углу.

Скучая, Аммон вышел в переднюю. Слуга подал пальто.

– Я пришлю вам индейку, – сказал Аммон, – кушайте на здоровье.

– Ах, господин! – возразил, печально качая головой, истощенный старик-слуга. – Если бы вы привыкли к нашему режиму…

Аммон, не слушая его, вышел. «Вот и испорчен день, – думал он, шагая по теневой стороне улицы. – Огурец душит меня». Ему захотелось вернуться домой; он так и сделал. Тонар сидел в гостиной перед открытым роялем, кончив играть свои любимые бравурные вещи, но был еще полон их резким одушевлением. Тонар любил все определенное, безусловное, яркое: например, деньги и молоко.

– Согласись, что статья глупа! – сказал, входя, Аммон. – Для твоего министра я предложил бы и свое колено… но – инспектор полиции дельный парень.

– Мы, – возразил, не поворачиваясь, Тонар, – мы, люди коммерческие, смотрим иначе. Для таких бездельников, как ты, развращенных путешествиями и романтизмом, приятен всякий играющий в Гарун-аль-Рашида. Я знаю – вместо того, чтобы толково преследовать аферистов, гадящих нам на бирже, гораздо легче, надев фальшивую бороду, шляться по притонам, пьянствуя с жуликами.

– Что же… он интересный человек, – сказал Аммон, – я его ценю только за это. Надо ценить истинно интересных людей. Многих я знаю. Один, бывший гермафродитом, вышел замуж; а затем, после развода, женился сам. Второй, ранее священник, изобрел машинку для пения басом, разбогател, загрыз на пари зубами цирковую змею, держал в Каире гарем, а теперь торгует сыром. Третий замечателен как феномен. Он обладал поразительным свойством сосредоточивать внимание окружающих исключительно на себе; в его присутствии все молчали; говорил только он; побольше ума – и он мог бы стать чем угодно. Четвертый добровольно ослепил себя, чтобы не видеть людей. Пятый был искренним дураком сорока лет; когда его спрашивали: «Кто вы?» – он говорил – «дурак» и смеялся. Интересно, что он не был ни сумасшедшим, ни идиотом, а именно классическим дураком. Шестой… шестой… это я.

– Да? – иронически спросил Тонар.

– Да. Я враг ложного смирения. За сорок пять лет своей жизни я видел много; много пережил и много участвовал в чужих жизнях.

– Однако… Нет! – сказал, помолчав, Тонар. – Я знаю человека действительно интересного. Вы, нервные батареи, живете впроголодь. Вам всегда всего мало. Я знаю человека идеально прекрасной нормальной жизни, вполне благовоспитанного, чудных принципов, живущего здоровой атмосферой сельского труда и природы. Кстати, это мой идеал. Но я человек не цельный. Посмотрел бы ты на него, Аммон! Его жизнь по сравнению с твоей – сочное, красное яблоко перед прогнившим бананом.

– Покажи мне это чудовище! – вскричал Аммон. – Ради бога!

– Сделай одолжение. Он нашего круга.

Аммон смеялся, стараясь представить себе спокойную и здоровую жизнь. Взбалмошный, горячий, резкий – он издали тянулся (временами) к такому существованию, но только воображением; однообразие убивало его. В изложении Тонара было столько вкусного мысленного причмокивания, что Аммон заинтересовался.

– Если не идеально, – сказал он, – я не поеду, но если ты уверяешь…

– Я ручаюсь за то, что самые неумеренные требования…

– Таких людей я еще не видал, – перебил Аммон. – Пожалуйста, напиши мне к завтраку рекомендательное письмо. Это не очень далеко?

– Четыре часа езды.

Аммон, расхаживая по комнате, остановился за спиной Тонара и, увлекшись уже новыми грядущими впечатлениями, продекламировал, положив руку, как на пюпитр, на лысину друга:

Поля родные! К вашей тишине,
К задумчиво сияющей луне,
К туманам, медленным в извилистых оврагах,
К наивной прелести в преданиях и сагах,
К румянцу щек и блеску свежих глаз
Вернулся я; таким же вижу вас
Как ранее, и благодати гений
Хранит мой сон среди родных видений!

– Неужели тебе сорок пять лет? – спросил, грузно вваливаясь в кресло, Тонар.

– Сорок пять. – Аммон подошел к зеркалу. – Кто же выдергивает мне седые волосы? И неужели я еще долго буду ездить, ездить, ездить – всегда?

II. Приезд

Синий и белый снег гор, зубчатый взлет которых тянулся полукругом вокруг холмистой равнины, Аммон увидел из окна поезда рано утром. Вдали солнечной полоской блестело море.

Белая станция, увитая по стенам диким виноградом, приветливо подбежала к поезду. Паровоз, пыхтя отработанным паром, остановился, вагоны лязгнули, и Аммон вышел.

Он видел, что Лилиана – настоящее красивое место. Улицы, по которым ехал Аммон, наняв экипаж к Доггеру, не были безукоризненно правильны: мягкая извилистость их держала глаза в постоянном ожидании глубокой перспективы. Между тем постепенно развертывающееся разнообразие строений очень развлекало Аммона. Дома были усеяны балкончиками и лепкой или выставляли полукруглые башенки; серые на белом фасаде арки, подтянутые или опущенные, как поля шляпы, крыши различно приветствовали смотрящего; все это, затопленное торжественно цветущими садами, солнцем, цветниками и небом, выглядело неплохо. Улицы были обсажены пальмами; зонтичные вершины их бросали на желтую от полудня землю синие тени. Иногда среди площади появлялся старый, как дед, фонтан, полный трепещущей от выкидываемых брызг воды; местами в боковой переулок взвивалась каменная винтовая лестница, а выше над ней бровью перегибался мостик, легкий как рука подбоченившейся девушки.

III. Дом Доггера

Проехав город, Аммон еще издали увидел сад и черепичную крышу. Дорога, усыпанная гравием, вела через аллею к подъезду – простому, как и весь дом из некрашеного белого дерева. Аммон подошел к дому. Это было одноэтажное бревенчатое здание с двумя боковыми выступами и террасой. Вьющаяся зелень заваливала простенки фасада цветами и листьями; цветов было много везде – гвоздик, тюльпанов, анемон, мальв, астр и левкоев.

К Аммону спокойными, свободными шагами сильного человека подошел Доггер, стоявший у дерева. Он был без шляпы; статная, розовая от загара шея его пряталась под курчавыми белокурыми волосами. Крепкий, как ожившая грудастая статуя Геркулеса, Доггер производил впечатление несокрушимого здоровяка. Крупные черты радушного лица, серые теплые глаза, небольшие борода и усы очень понравились Аммону. Костюм Доггера состоял из парусинной блузы, таких же брюк, кожаного пояса и высоких сапог мягкой кожи. Руку он пожимал крепко, но быстро, а его грудной голос звучал свободно и ясно.

– Аммон Кут – это я, – сказал, кланяясь, Аммон, – если вы получили письмо Тонара, я буду иметь честь объяснить вам цель моего приезда.

– Я получил письмо, и вы прежде всего мой гость, – сказал, предупредительно улыбаясь, Доггер. – Пойдемте, я познакомлю вас с женой. Затем мы поговорим обо всем, что будет вам угодно сказать.

Аммон последовал за ним в очень простую, с высокими окнами и скромной мебелью гостиную. Ничто не бросалось в глаза, напротив, все было рассчитано на неуловимый для внимания уют. Здесь и в других комнатах, где побывал Аммон, обстановка забывалась, как забывается телом давно обношенное привычное платье. На стенах не было никаких картин или гравюр. Аммон не сразу обратил на это внимание: пустота простенков как бы случайно драпировалась в близко сходящиеся друг с другом складки оконных занавесей. Опрятность, чистота и свет придавали всему оттенок нежной заботливости о вещах, с которыми, как со старыми друзьями, живут всю жизнь.

– Эльма! – сказал Доггер, открывая проходную дверь. – Иди-ка сюда.

Аммон нетерпеливо ожидал встречи с подругой Доггера. Его интересовало увидеть их в паре. Не прошло минуты, как из сумерек коридора появилась улыбающаяся красивая женщина в нарядном домашнем платье с открытыми рукавами. Избыток здоровья сказывался в каждом ее движении. Блондинка, лет двадцати двух, она сияла свежим покоем удовлетворенной молодой крови, весельем хорошо спавшего тела, величественным добродушием крепкого счастья. Аммон подумал, что и внутри ее, где таинственно работают органы, все так же стройно, красиво и радостно; аккуратно толкает по голубым жилам алую кровь стальное сердце; розовые легкие бойко вбирают, освежая кровь, воздух и греются среди белых ребер под белой грудью.

Доггер, не переставая улыбаться, что было, по-видимому, у него потребностью, а не усилием, – представил Кута жене; она заговорила свободно, звонко, как будто была давно знакома с Аммоном:

– Как путешественник, вы будете у нас немного скучать, но это принесет вам одну пользу, только пользу!

– Я тронут, – сказал Аммон, кланяясь.

Все сели. Доггер, молча, открыто улыбаясь, смотрел прямо в лицо Аммону, также и Эльма; выражение их лиц говорило: «Мы видим, что вы тоже очень простой человек, с вами можно, не скучая, свободно молчать». Аммон хорошо понимал, что, несмотря на подкупающую простоту хозяев и обстановки, он не доверял видимому.

– Я очень хочу объяснить вам прямую цель моего посещения, – приступил он к необходимой лжи. – Путешествуя, я стал заядлым фотографом. В занятие это, по моему мнению, можно внести много искусства.

– Искусства, – сказал Доггер, кивая.

– Да. Каждый пейзаж меняет сотни выражений в день. Солнце, время дня, луна, звезды, человеческая фигура делают его каждый раз иным: или отнимают что-либо или же прибавляют. Тонар соблазнил меня описанием прелестей Лилианы, самого города, окрестностей и чудного вашего поместья. Я вижу, что мой аппарат нетерпеливо шевелится в чемодане и самостоятельно от нетерпенья щелкает затвором. Вы давно знакомы с Тонаром, Доггер?

– Очень давно. Мы познакомились, торгуя вместе это имение, но я перебил. Наши отношения с ним прекрасны, он заезжает иногда к нам. Он очень любит деревенскую жизнь.

– Странно, что он сам не живет так, – сказал Аммон.

– Знаете, – возразила, кладя голову на руки, а руки на спинку кресла, Эльма, – для этого нужно родиться такими, как я с мужем. Правда, милый?

– Правда, – сказал Доггер задумчиво. – Но, Аммон, пока не подали обед, я покажу вам хозяйство. Ты, Эльма, пойдешь?

– Нет, – отказалась, смеясь, молодая женщина, – я хозяйка, и мне нужно распорядиться.

– Тогда… – Доггер встал. Аммон встал. – Тогда мы отправимся путешествовать.

IV. На дворе

«Настоящий искатель приключений, – твердил про себя Аммон, идя рядом с Доггером, – отличается от банально любопытного человека тем, что каждое неясное положение исчерпывается им до конца. Теперь мне нужно осмотреть все. Не верю Доггеру». Не углубляясь больше в себя, он отдался впечатлениям. Доггер вел Аммона сводчатыми аллеями сада к задворкам. Разговор их коснулся природы, и Доггер, с несвойственной его внешности тонкостью, проник в самый тайник, хаос противоречивых, легких, как движение ресниц, душевных движений, производимых явлениями природы. Он говорил немного лениво, но природа в общем ее понятии вдруг перестала существовать для Аммона. Подобно сложенному из кубиков дому, рассыпалась она перед ним на элементарные свои части. Затем, так же бережно, незаметно, точно играя, Доггер восстановил разрушенное, стройно и чинно свел распавшееся к первоначальному его виду, и Аммон вновь увидел исчезнувшую было совокупность мировой красоты.

– Вы – художник или должны быть им, – сказал Аммон.

– Сейчас я покажу вам корову, – оживленно проговорил Доггер, – здоровенный экземпляр и хорошей породы.

Они вышли на веселый просторный двор, где бродило множество домашней птицы: цветистые куры, огненные петухи, пестрые утки, неврастенические индейки, желтые, как одуванчики, цыплята и несколько пар фазанов. Огромная цепная собака лежала в зеленой будке, свесив язык. В загородке лоснились розовые бревна свиней; осел, хлопая ушами, добродушно косился на петуха, рывшего лапой навоз под самым его копытом; голубые и белые голуби стаями носились в воздухе; буколический вид этот выражал столько мирной животной радости, что Аммон улыбнулся. Доггер, с довольным видом осмотрев двор, сказал:

– Я очень люблю животных с уживчивой психологией. Тигры, удавы, змеи, хамелеоны и иные анархисты мне органически неприятны. Теперь посмотрим корову.

В хлеву, где было довольно светло от маленьких лучистых окон, Аммон увидел четырех гигантских коров. Доггер подошел к одной из них, цвета желтого мыла, с рогами полумесяцем; зверь дышал силой, салом и молоком; огромное, розовое с черными пятнами вымя висело почти до земли. Корова, как бы понимая, что ее рассматривают, повернула к людям тяжелую толстую морду и помахала хвостом.

Доггер, подбоченившись, что делало его мужиковатым, посмотрел на Аммона, корову и опять на Аммона, а затем кряжисто хлопнул ладонью по коровьей спине.

– Красавица! Я назвал ее – «Диана». Лучший экземпляр во всем округе.

– Да, внушительная, – подтвердил Аммон.

Доггер снял висевшее в ряду других ведро красной меди и стал засучивать рукава.

– Посмотрите, как я дою, Аммон. Попробуйте молоко.

Аммон, сдерживая улыбку, выразил в лице живейшее внимание. Доггер, присев на корточки, подставил под корову ведро и, умело вытягивая сосцы, пустил в звонкую медь сильно бьющие молочные струи. Очень скоро молоко поднялось в ведре пальца на два, пенясь от брызг. Серьезное лицо Доггера, материнское обращение его с коровой и процесс доения, производимый мужчиной, так рассмешили Аммона, что он, не удержавшись, расхохотался. Доггер, перестав доить, с изумлением посмотрел на него и наконец рассмеялся сам.

– Узнаю горожанина, – сказал он. – Вам не смешно, когда в болезненном забытьи люди прыгают друг перед другом, вскидывая ноги под музыку, но смешны здоровые, вытекающие из самой природы занятия.

– Извините, – сказал Аммон, – я вообразил себя на вашем месте и… И никогда не прощу себе этого.

– Пустое, – спокойно возразил Доггер, – это нервы. Попробуйте.

Он принес из глубины хлева фаянсовую кружку и налил Аммону густого, почти горячего молока.

– О, – сказал, выпив, Аммон, – ваша корова не осрамилась. Положительно, я завидую вам. Вы нашли простую мудрость жизни.

– Да, – кивнул Доггер.

– Вы очень счастливы?

– Да, – кивнул Доггер.

– Я не могу ошибиться?

– Нет.

Доггер неторопливо взял от Аммона пустую кружку и неторопливо отнес ее на прежнее место.

– Смешно, – сказал он, возвращаясь, – смешно хвастаться, но я действительно живу в светлом покое.

Аммон протянул ему руку.

– От всего сердца приветствую вас, – произнес он медленно, чтобы дольше задержать руку Доггера. Но Доггер, открыто улыбаясь, ровно жал его руку, без тени нетерпения, даже охотно.

– Теперь мы пойдем завтракать, – сказал Доггер, выходя из хлева. – Остальное, если это вам интересно, мы успеем посмотреть вечером: луг, огород, оранжерею и парники.

Той же дорогой они вернулись в дом. По пути Доггер сказал:

– Много теряют те, кто ищет в природе болезни и уродства, а не красоты и здоровья.

Фраза эта была как нельзя более уместна среди шиповника и жасмина, по благоухающим аллеям которых шел, искоса наблюдая Доггера, Аммон Кут.

V. Дракон и заноза

Аммон Кут редко испытывал такую свежесть и чистоту простой жизни, с какой столкнула его судьба в имении Доггера. Остаток подозрительности держался в нем до конца завтрака, но приветливое обращение Доггеров, естественная простота их движений, улыбок, взглядов обвеяли Кута подкупающим ароматом счастья. Обильный завтрак состоял из масла, молока, сыра, ветчины и яиц. Прислуга, вносившая и убиравшая кушанья, тоже понравилась Аммону; это была степенная женщина, здоровая, как все в доме.

Аммон по просьбе Эльмы рассказал кое-что из своих путешествий, а затем, из чувства внутреннего противодействия, свойственного кровному горожанину в деревне, где он сознает себя немного чужим, стал говорить о новинках сезона.

– Новая оперетка Растрелли – «Розовый гном» – хуже, чем прошлая его вещь. Растрелли повторяет себя. Но концерты Седира очаровательны. Его скрипка могущественна, и я думаю, что такой скрипач, как Седир, мог бы управлять с помощью своего смычка целым королевством.

– Я не люблю музыки, – сказал Доггер, разбивая яйцо. – Позвольте предложить вам козьего сыру.

Аммон поклонился.

– А вы, сударыня? – сказал он.

– Вкусы мои и мужа совпадают, – ответила, слегка покраснев, Эльма. – Я тоже не люблю музыки: я равнодушна к ней.

Аммон не сразу нашелся, что сказать на это, так как поверил. Этим уравновешенным, спокойным людям не было никаких причин рисоваться. Но Аммон начинал чувствовать себя – слегка похоже – сидящим в вегетарианской столовой.

– Да, здесь спорить немыслимо, – сказал он. – На весенней выставке меня пленила небольшая картина Алара «Дракон, занозивший лапу». Заноза и усилия, которые делает дракон, валяясь на спине, как собака, чтобы удалить из раненого места кусок щепки, – действуют убедительно. Невозможно, смотря на эту картину из быта драконов, сомневаться в их существовании. Однако мой приятель нашел, что если бы даже дракон этот пил молоко и облизывался…

– Я не люблю искусства, – кратко заметил Доггер.

Эльма посмотрела на него, затем на Аммона и улыбнулась.

– Вот и все, – сказала она. – Когда вы были последний раз в тропиках?

– Нет, я хочу объяснить, – мягко перебил Доггер. – Искусство – большое зло; я говорю про искусство, разумеется, настоящее. Тема искусства – красота, но ничто не причиняет столько страданий, как красота. Представьте себе совершеннейшее произведение искусства. В нем таится жестокости более, чем вынес бы человек.

– Но и в жизни есть красота, – возразил Аммон.

– Красота искусства больнее красоты жизни.

– Что же тогда?

– Я чувствую отвращение к искусству. У меня душа – как это говорится – мещанина. В политике я стою за порядок, в любви – за постоянство, в обществе – за незаметный полезный труд. А вообще в личной жизни – за трудолюбие, честность, долг, спокойствие и умеренное самолюбие.

– Мне нечего возразить вам, – осторожно сказал Аммон. Убежденный тон Доггера окончательно доказал ему, что Тонар прав. Доггер являл собой редкий экземпляр человека, создавшего особый мир несокрушимой нормальности.

Вдруг Доггер весело рассмеялся.

– Что толковать, – сказал он, – я жизнерадостный и простой человек. Эльма, ты поедешь с нами верхом? Я хочу показать гостю огород, луг и окрестности.

– Да.

VI. Лесная яма

Прогулка, кроме лесной ямы, ничего нового не дала Аммону. Они ехали рядом. Доггер с правой, а Кут с левой стороны Эльмы, и Аммон, не касаясь более убеждений Доггера, рассказывал о себе, своих встречах и наблюдениях. Он сидел на сытой, красивой, спокойной лошади в простом черном седле. Несколько людей повстречались им, занятых очисткой канав и окапыванием молодых деревьев; то были рабочие Доггера, коренастые молодцы, почтительно снимавшие шляпы. «Прекрасная пара, – думал Аммон, смотря на своих хозяев. – Такими, вероятно, были до грехопадения Адам и Ева». Впечатлительный, как все бродяги, он начинал проникаться их сурово-милостивым отношением ко всему, что не было их собственной жизнью. Осмотр владений Доггера заставил его сказать несколько комплиментов: огород, как и все имение, был образцовым. Сочный, засеянный отборной травой луг веселил глаз.

За лугом, примыкавшим к горному склону, тянулся лес, и всадники, подъехав к опушке, остановились. Доггер спокойно осматривал с этого возвышенного места свои владения. Он сказал:

– Люблю собственность, Аммон. А вот посмотрите яму.

Проехав в лес, Доггер остановился у сумеречной, сырой ямы под сводами густой листвы старых деревьев. Свет нехотя проникал сюда, здесь было прохладно, как в колодце, и глухо. Валежник наполнял яму; корни протягивались в нее, сломанный бурей ствол перекидывался над хаосом лесного сора и папоротника. Острый запах грибов, плесени и земли шел из обширной впадины, и Доггер сказал:

– Здесь веет жизнью таинственных существ, зверей. Мне чудятся осторожные шаги хорьков, шелест змеи, выпученные глаза жаб, похожих на водяночного больного. Летучие мыши кружатся здесь в лунном свете, и блестят круглые очки сов. Вероятно, это ночной клуб.

«Он притворяется, – подумал Аммон с новой вспышкой недоверия к Доггеру, – но где зарыта собака?»

– Я хочу домой, – сказала Эльма. – Я не люблю леса.

Доггер ласково посмотрел на жену.

– Она против сумерек, – сказал он Аммону, – так же, как я. Вернемся. Я чувствую себя хорошо только дома.

VII. Ночь

В половине двенадцатого, простившись с гостеприимными хозяевами, Аммон отправился в отведенную ему комнату левого крыла дома; ее окна выходили на двор, отделенный от него узким палисадом, полным цветов. Обстановка комнаты дышала тем же здоровым, свежим уютом, как и весь дом: мебель из некрашеного белого дерева, металлический умывальник, чистые занавеси, простыни, подушки; серое теплое одеяло; зеркало в простой раме, цветы на окнах; массивный письменный стол; чугунная лампа. Не было ничего лишнего, но все необходимое, в голой простоте своего назначения.

– Так вот куда я попал! – сказал Аммон, снимая жилет. – Руссо мог бы позавидовать Доггеру. Прекрасно говорил Доггер о природе и лесной яме; это стоит в противоречии с отвратительной плоскостью остальных его рассуждений. Мне больше нечего делать здесь. Я убедился, что можно жить осмысленной растительной жизнью. Однако еще посмотрим.

Он сел на кровать и задумался. Столовые стальные часы пробили двенадцать. Раскрытое окно дышало цветами и влагой лугов. Все спало; звезды над черными крышами горели, как огоньки далекого города. Аммон думал с грустным волнением о постоянной мечте людей – хорошей, светлой, здоровой жизни – и недоумевал, почему самые яркие попытки этого рода, как, например, жизнь Доггера, лишены крыльев очарования. Все образцово, вкусно и чисто; нежно и полезно, красиво и честно, но незначительно, и хочется сказать: «Ах, я был еще на одной выставке! Там есть премированный человек…»

Тогда он стал рисовать мысленно возможности иного порядка. Он представил себе пожар, треск балок, буйную жизнь огня, любовь Эльмы к рабочему, Доггера – пьяницу, сумасшедшего, морфиниста; вообразил его религиозным фанатиком, антикваром, двоеженцем, писателем, но все это не вязалось с хозяевами поместья в Лилиане. Трепет нервной, разрушительной или творческой жизни чужд им. Возможность пожара была, конечно, исключена в общем благоустройстве дома, и никогда не суждено испытать ему испуга, хаоса горящего здания. Год за годом, толково, разумно, тщательно и счастливо проходят, рука об руку, две молодые жизни – венец творения.

– Итак, – сказал Аммон, – я ложусь спать. – Откинув одеяло, Аммон хотел потушить лампу, как вдруг услышал в коридоре тихие мужские шаги; кто-то шел мимо его комнаты, шел так, как ходят обыкновенно ночью, когда в доме все спят: напряженно, легко. Аммон вслушался. Шаги стихли в конце коридора; прошло пять, десять минут, но никто не возвращался, и Кут осторожно приотворил дверь.

Висячая лампа освещала коридор ровным ночным светом. В проходе было три двери: одна, ближе к центру дома, вела в помещение для прислуги и находилась против комнаты Кута; вторая, соседняя от Аммона слева, судя по висячему на ней замку, была дверью кладовой или нежилой комнаты. Направо же, в конце крыла, дверей совсем не было – тупик с высоким закрытым окном в сад, но шаги замерли именно в этом месте.

– Не мог же он провалиться сквозь землю! – сказал Кут. – И это едва ли Доггер: он говорил сам, что сон его крепок, как у солдата после сражения. Рабочему незачем входить в дом. Окно в конце коридора ведет в сад; допустив, что Доггер по неизвестным мне причинам вздумал гулять, к его услугам три выходных двери, и я к тому же услышал бы стук рамы, а этого не было.

Аммон повернулся и прикрыл дверь.

Наполовину он придавал значение этим шагам, наполовину нет. Мысль его бродила в области прекрасных суеверий, легенд о человеческой жизни, цель которых – прославить имя человека, вознося его из болота будней в мир таинственной прелести, где душа повинуется своим законам, как богу. Аммон еще раз заставил себя мысленно услышать шаги. Вдруг ему показалось, что в раскрытое окно может заглянуть неизвестный «тот»; он быстро потушил лампу и насторожился.

– О, глупец я! – сказал, не слыша ничего более, Аммон. – Мало ли кто почему может ходить ночью!.. Я просто узкий профессионал, искатель приключений, не более. Какая тайна может быть здесь, в запахе сена и гиацинтов? Стоит лишь посмотреть на домашнюю красавицу Эльму, чтобы не заниматься глупостями.

Тем не менее инстинкт спорил с логикой. Около получаса, ожидая, как влюбленный свидания, новых звуков, Аммон стоял у двери, заглядывая в замочную скважину. В это небольшое отверстие, напоминающее форму подошвы, обращенной вниз, видел он сосновые панели стены, и ничего более. Настроение его падало, он зевнул и хотел лечь, как снова явственно раздались те же шаги. Аммон, подобно нырнувшему пловцу, перестал дышать, смотря в скважину. Мимо его дверей, головой выше поля зрения Аммона, ровной, на цыпочках походкой прошел из тупика Доггер в рубашке с расстегнутыми рукавами и брюках; куртки на нем не было. Шаги стихли, глухо хлопнула внутренняя дверь, и Аммон выпрямился; неудержимые подозрения закипели в нем вопреки логике положения. Слишком благоразумный, чтобы давать им какую-либо определенную форму, он довольствовался пока тем, что твердил один и тот же вопрос: «Где мог находиться Доггер в конце коридора?» Аммон кружился по комнате, то усмехаясь, то задумываясь; он перебрал все возможности: интрига с женщиной, лунатизм, бессонница, прогулка, но все это висело в воздухе в силу закрытого окна и тупика; хотя окно, конечно, открывалось, – путь через него в сад для такого солидного и положительного человека, как Доггер, казался непростительным легкомыслием.

Решив тщательно осмотреть коридор, Аммон, надев войлочные туфли, но без револьвера, так как в этом не представлялось необходимости, вышел из своей комнаты. Спокойная тишина ярко освещенного коридора отрезвила Кута, он устыдился и хотел вернуться, но прошедший день, полный чрезмерной, утомительной для подвижной души, будничной простоты, толкал Кута по линии искусственного оживления хотя бы неудовлетворенных фантазий. Быстро он прошел в конец коридора, к окну, убедился, что оно плотно закрыто, на полные, верхнюю и нижнюю, задвижки, осмотрелся и увидел справа маленькую, едва прикрытую дверь, без косяков, в одной плоскости со стеной; дверца эта, сбитая из тонких досок, была, по-видимому, прорезана и вставлена после постройки дома. Рассматривая дверцу, Аммон думал, что она выходит, вероятно, на лесенку, устроенную для входа в палисад изнутри коридора. Решив таким образом вопрос, куда исчезал Доггер, Аммон тихо протянул руку, снял петлю и открыл дверь.

Она отворялась в коридор. За ней было темно, хотя виднелось несколько крутых белых ступенек лестницы, шедшей вверх, а не вниз. Лестница подымалась вплотную к узким стенам; чтобы войти, нужно было сильно нагнуться. «Стоит ли? – подумал Аммон. – Должно быть, это ход на чердак, где сушат белье, живут голуби… Однако Доггер не охотник за голубями и, ясно, не прачка. Зачем он ходил сюда? О, Аммон, Аммон, инстинкт говорит мне, что есть дичь. Пусть, пусть это будет даже холостой выстрел – если я подымусь, – зато по крайней мере все кончится, и я усну до завтрашней простокваши с чистой, как у теленка, совестью. Если Доггеру вздумается опять, по неизвестным причинам, посетить чердак и он застанет меня, – солгу, что слышал на чердаке шаги; сослаться в таких случаях на воров – незаменимо».

Оглянувшись, Аммон плотно прикрыл за собой дверь и, осветив лестницу восковой спичкой, стал всходить. От маленькой площадки лестница поворачивала налево; в верхнем конце ее оказалась площадка просторнее, к ней примыкала под крутым скатом крыши дверь, ведущая на чердак. Она, так же как и нижняя дверь, была не на ключе, а притворена. Аммон, прислушался, опасаясь, нет ли кого за дверью. Тишина успокоила его. Он смело потянул скобку, и спичка от воздушного толчка погасла; Аммон переступил через порог во тьму; слегка душный воздух жилого помещения испугал его; торопясь убедиться, не попал ли он в каморку рабочих или прислуги, Аммон зажег вторую спичку, и тени бросились от ее желтого света в углы, прояснив окружающее.

Увидев прежде всего на огромном посреди комнаты столе свечу, Аммон затеплил ее и отступил к двери, осматриваясь. На задней стене спускалась до полу белая занавесь, такие же висели на левой и правой стене от входа. В косом потолке просвечивало далекими звездами сетчатое окно. Не всмотревшись еще в заваленный множеством различных предметов стол, Аммон бросился по углам. Там был лишь неубранный сор, клочки бумаги, сломанные карандаши. Выпрямившись, подошел он к задней стене, где у гвоздика висели шнурки от занавеси, и потянул их. Занавесь поднялась.

Аммон, отступив, увидел внезапно блеснувший день – земля взошла к уровню чердака, и стена исчезла. В трех шагах от путешественника, спиной к нему, на тропинке, бегущей в холмы, стояла женщина с маленькими босыми ногами; простое черное платье, неуловимо лишенное траурности, подчеркивало белизну ее обнаженных шеи и рук. Все линии молодого тела угадывались под тонкой материей. Бронзовые волосы тяжелым узлом скрывали затылок. Сверхъестественная, тягостная живость изображения перешла здесь границы человеческого; живая женщина стояла перед Аммоном и чудесной пустотой дали; Аммон, чувствуя, что она сейчас обернется и через плечо взглянет на него, – растерянно улыбнулся.

Но здесь кончалось и вместе с тем усиливалось торжество гениальной кисти. Поза женщины, левая ее рука, отнесенная слегка назад, висок, линия щеки, мимолетное усилие шеи в сторону поворота и множество недоступных анализу немых черт держали зрителя в ожидании чуда. Художник закрепил мгновение; оно длилось, оставалось все тем же, как будто исчезло время, но вот-вот в каждую следующую секунду возобновит свой бег, и женщина взглянет через плечо на потрясенного зрителя. Аммон смотрел на ужасную в готовности своей показать таинственное лицо голову с чувством непобедимого ожидания; сердце его стучало, как у ребенка, оставленного в темной комнате, и, с неприятным чувством бессилия перед неисполнимой, но явной угрозой, отпустил он шнурки. Упала занавесь, а все еще казалось ему, что, протянув руку, наткнется он, за полотном, на теплое, живое плечо.

– Нет меры гению и нет пределов ему! – сказал взволнованный Кут. – Так вот, Доггер, откуда ты уходишь доить коров? Хозяин моего открытия – великий инстинкт. Я буду кричать на весь мир, я болен от восторга и страха! Но что там?

Он бросился к той занавеси, что висела слева от входа. Рука его путалась в шнурах, он нетерпеливо рвал их, потянул вниз и поднял над головой свечу. Та же женщина, в той же прелестной живости, но еще более углубленной блеском лица, стояла перед ним, исполнив прекрасную свою угрозу. Она обернулась. Всю материнскую нежность, всю ласку женщины вложил художник в это лицо. Огонь чистой, горделивой молодости сверкал в нежных, но твердых глазах; диадемой казался над тонкими, ясными ее бровями бронзовый шелк волос; благородных юношеских очертаний рот дышал умом и любовью. Стоя вполоборота, но открыто повернув все лицо, сверкала она молодой силой жизни и волнующей, как сон в страстных слезах радости.

Тихо смотрел Аммон на эту картину. Казалось ему, что стоит произнести одно слово, нарушить тишину красок, и, опустив ресницы, женщина подойдет к нему, еще более прекрасная в движениях, чем в тягостной неподвижности чудесным образом созданного живого тела. Он видел пыль на ее ногах, готовых идти дальше, и отдельные за маленьким ухом волосы, похожие на лучистый наряд колосьев. Радость и тоска держали его в нежном плену.

– Доггер, вы деспот! – сказал Аммон. – Можно ли больнее, чем вы, ранить сердце? – Он топнул ногой. – Я брежу, – вскричал Аммон, – так немыслимо рисовать; никто, никто на свете не может, не смеет этого!

И еще выразительнее, полнее, глубже глянули на него настоящие глаза женщины.

Почти испуганный, с сильно бьющимся сердцем, задернул Аммон картину. Что-то удерживало его на месте; он не мог заставить себя пройтись взад-вперед, как делал обыкновенно в моменты волнения. Он боялся оглянуться, пошевелиться; тишина, в коей слышались лишь собственное его дыхание и потрескивание горящей свечи, была неприятна, как запах угара. Наконец, превозмогая оцепенение, Аммон подошел к третьему полотну, обнажил картину… и волосы зашевелились на его голове.

Что сделал Доггер, чтобы произвести эффект кошмарный, способный воскресить суеверия? В том же повороте стояла перед Аммоном обернувшаяся на ходу женщина, но лицо ее непостижимо преобразилось, а между тем до последней черты было тем, на которое только что смотрел Кут. Страшно, с непостижимой яркостью встретились с его глазами хихикающие глаза изображения. Ближе, чем ранее, глядели они мрачно и глухо; иначе блеснули зрачки; рот, с выражением зловещим и подлым, готов был просиять омерзительной улыбкой безумия, а красота чудного лица стала отвратительной; свирепым, жадным огнем дышало оно, готовое душить, сосать кровь; вожделение гада и страсти демона озаряли его гнусный овал, полный взволнованного сладострастия, мрака и бешенства; и беспредельная тоска охватила Аммона, когда, всмотревшись, нашел он в этом лице готовность заговорить. Полураскрытые уста, где противно блестели зубы, казались шепчущими; прежняя мягкая женственность фигуры еще более подчеркивала ужасную жизнь головы, только что не кивавшей из рамы. Глубоко вздохнув, Аммон отпустил шнурок; занавесь, шелестя, ринулась вниз, и показалось ему, что под падающие складки вынырнуло и спряталось, подмигнув, дьявольское лицо.

Аммон отвернулся. Папка, лежавшая на столе, приковала к себе его расстроенное внимание своими размерами; большая и толстая, она, когда он раскрыл ее, оказалась полной рисунков. Но странны и дики были они… Один за другим просматривал их Аммон, пораженный нечеловеческим мастерством фантазии. Он видел стаи воронов, летевших над полями роз; холмы, усеянные, как травой, зажженными электрическими лампочками; реку, запруженную зелеными трупами; сплетение волосатых рук, сжимавших окровавленные ножи; кабачок, битком набитый пьяными рыбами и омарами; сад, где росли, пуская могучие корни, виселицы с казненными; огромные языки казненных висели до земли, и на них раскачивались, хохоча, дети; мертвецов, читающих в могилах при свете гнилушек пожелтевшие фолианты; бассейн, полный бородатых женщин; сцены разврата, пиршество людоедов, свежующих толстяка; тут же, из котла, подвешенного к очагу, торчала рука; одна за другой проходили перед ним фигуры умопомрачительные, с красными усами, синими шевелюрами, одноглазые, трехглазые и слепые; кто ел змею, кто играл в кости с тигром, кто плакал, и из глаз его падали золотые украшения; почти все рисунки были осыпаны по костюмам изображений золотыми блестками и исполнены тщательно, как выполняется вообще всякая любимая работа. С жутким любопытством перелистывал эти рисунки Аммон. Дверь стукнула, он отскочил от стола и увидел Доггера.

VIII. Объяснение

Самообладание никогда не покидало Аммона даже в самых опасных случаях; однако, застигнутый врасплох, он испытал мгновенное замешательство. Доггер, по-видимому, не ожидал увидеть Аммона; растерянно остановился он у дверей, осматриваясь, но скоро побледнел, а затем вспыхнул так, что от гнева покраснела обнаженная его шея. Он быстро подошел к Аммону, вскричав:

– Как смели вы забраться сюда!.. Как назвать ваш поступок?! Я не ожидал этого! А? Аммон!

– Вы правы, – ответил спокойно Кут, не опуская глаз, – войти я не смел. Но я чувствовал бы себя виновным только в том случае, если бы ничего не увидел; увидевши же здесь нечто, смею думать, – приобрел тем самым право отвергнуть обвинение в нескромности. Скажу больше: узнай я, уехав от вас, что предстояло мне видеть, поднявшись наверх, и не сделай я этого, – я никогда не простил бы себе подобной оплошности. Мотивы моего поступка следующие… Извините, положение требует откровенности, как бы вы ни отнеслись к ней. Смутно не верил я вашим коровкам, Доггер, и репе, и сытым фазаньим курочкам; случайно попав на верный след к вашей душе, я достиг цели. Ужасная сила гения водила вашей кистью. Да, я украл глазами то, из чего вы сделали тайну, но воровством этим горжусь не меньше, чем Колумб – Западным полушарием, так как мое призвание – искать, делать открытия, следить!

– Молчать! – вскричал Доггер. В его лице не было и тени благодушного равновесия; но не было и злобы, несвойственной людям характера высокого; тяжкое возмущение выражало оно и боль. – Вы смеете еще… О, Аммон, вы, с вашими разговорами о проклятом искусстве, заставили меня не спать в муках, недоступных для вас, а теперь, врываясь сюда, хотите меня уверить, что это достойно похвалы. Кто вы, чтобы осмелиться на подобное?

– Искатель, искатель приключений, – холодно возразил Аммон. – У меня иная мораль. Иметь дело с сердцем и душой человека и никогда не подвергаться за эти опыты проклятиям – было бы именно не хорошо; чего стоит душа, подобострастно расстилающаяся всей внутренностью?

– Однако, – сказал Доггер, – вы смелы! Я не люблю слишком смелых людей. Уйдите. Возвращайтесь в свою комнату и укладывайтесь. Тотчас же вам подадут лошадь; есть ночной поезд.

– Прекрасно! – Аммон подошел к двери. – Прощайте!

Он хотел выйти, как вдруг обе руки Доггера с силой схватили его за плечи и повернули к себе. Аммон увидел жалкое лицо труса; безмерный испуг Доггера передался ему, и он, не зная в чем дело, побледнел от волнения.

– Никому, – сказал Доггер, – ни слова никому совершенно! Ради меня, ради бога, пощадите: ничего, никому!

– Даю слово, да, я даю слово, успокойтесь.

Доггер отпустил Аммона. Взгляд его, полный ненависти, остановился поочередно на каждой из трех картин. Аммон вышел, спустился по лестнице и, войдя в свое помещение, приготовился ехать. Через полчаса он, сопровождаемый слугой, вышел, не встретив более Доггера, к темному подъезду со стороны сада, где стоял экипаж, уселся и выехал.

Звездная роса неба, волнение, беспредельная, благоухающая тьма и дыхание придорожных рощ усиливали очарование торжества. В такт торжествующему сердцу Аммона глухо билось огромное слепое сердце земли, приветствующее своего сына-искателя. Смутно, но цепко нащупывал Аммон истину души Доггера.

– Нет, не уйдешь от себя, Доггер, нет, – сказал он, вспоминая рисунки.

Возница, ломая голову над внезапным отъездом гостя, несмело обернулся, спрашивая:

– Никак дело случилось экстренное у вас, сударь?

– Дело? Да. Именно – дело. Я должен немедленно ехать в Индию. У меня там захворали чумой: бабушка, свояченица и три двоюродных брата.

– Вот как! – удивленно произнес крестьянин. – Дела-а!..

IX. Вторая и последняя встреча с Доггером

– Милый, – сказал Тонар Куту, распечатав одно из писем: – Доггер, у которого ты был четыре года тому назад, просит тебя ехать к нему немедленно. Не зная твоего адреса, он передает свою просьбу через меня. Но что могло там случиться?

Аммон, не скрывая удивления, быстро подошел к приятелю.

– Просит?! В каких выражениях?

– Конца восемнадцатого столетия. «Вы очень обяжете меня, – прочел Тонар, – сообщив господину Аммону Куту, что я был бы весьма признателен ему за немедленное с ним свидание»… Не объяснишь ли ты, в чем дело?

– Нет, я не знаю.

– Да ну?! Ты хитрый, Аммон!

– Я могу только обещать тебе, если удастся, рассказать после.

– Прекрасно. Любопытство мое задето. Как, ты уже смотришь на часы? Посмотри расписание.

– Есть поезд в четыре, – сказал, нажимая кнопку звонка, Аммон. Слуга остановился в дверях. – Герт! Высокие сапоги, револьвер, плед и маленький саквояж. Прощай, Тонарище! Я еду в веселые луга Лилианы!

Не без волнения ехал Аммон к странному человеку на его зов. Он хорошо помнил до сих пор тягостный удар по душе, нанесенный двуликой женщиной чудесных картин, и ставил их невольно в связь с приглашением Доггера. Но далее было безрассудно гадать, чего хочет от него Доггер. Вероятным оставалось одно, что предстоит нечто серьезное. В глубокой задумчивости стоял Аммон у окна вагона. Все свое знание людей, все сложные узлы их душ, все возможности, вытекающие из того, что видел четыре года назад, перебрал он с тщательностью слепого, разыскивающего ощупью нужную ему вещь, но, неудовлетворенный, отказался, наконец, предвидеть будущее.

В восемь часов вечера Аммон стоял перед тихим домом в саду, где ярко, пышно и радостно молились цветы засыпающему в серебристых облаках солнцу. Аммона встретила Эльма; в ее движениях и лице пропала музыкальная ясность; огорченная, нервная, страдающая женщина стояла перед Аммоном, тихо говоря:

– Он хочет говорить с вами. Вы не знаете – он умирает, но, может быть, надеюсь, еще верит в выздоровление, делайте, пожалуйста, вид, что считаете его болезнь пустяком.

– Надо спасти Доггера, – сказал, подумав, Аммон. – Есть ли у него от вас что-нибудь тайное?

Он смотрел Эльме прямо в глаза, придав вопросу осторожную значительность тона.

– Нет, ничего нет. А от вас?

Это было сказано ощупью, но они поняли друг друга.

– Вероятно, – пытливо улыбнулся Аммон, – вы не остались в недоумении относительно спешности прошлого моего отъезда.

– Вы должны извинить Доггера и… себя.

– Да. Во имя того, что вам известно, Доггер не смеет умирать.

– Врачи обманывают его, но я все знаю. Он не проживет до конца месяца.

– Как смешно, – сказал, идя за Эльмой, Аммон, – я знаю огородного сторожа, которому сто четыре года. Но он, правда, не смыслит ничего в красках.

Когда они вошли к больному, Доггер лежал. Ранние сумерки оттеняли прозрачное его лицо легкой воздушной тканью; руки больного лежали под головой. Он был волосат, худ и угрюм; глаза его, выразительно блеснув, остановились на Куте.

– Эльма, оставь нас, – сказал, хрипя, Доггер, – не обижайся на это.

Женщина, грустно улыбнувшись ему, ушла. Аммон сел.

– Вот еще одно приключение, Аммон, – слабо заговорил Доггер, – отметьте его в графе путешествий очень далеких. Да, я умираю.

– Вы, кажется, мнительны? – беззаботно спросил Аммон. – Ну, это слабость.

– Да, да. Мы упражняемся во лжи. Эльма говорит то же, что вы, а я делаю вид, что не верю в близкую смерть, и она этим довольна. Ей хочется, чтобы я не верил в то, во что верит она.

– Что с вами, Доггер?

– Что? – Доггер, закрыв глаза, усмехнулся. – Я выпил, видите ли, холодной родниковой воды. Надо вам сказать, что последние одиннадцать лет мне приходилось пить воду только умеренной температуры, дистиллированную. Два года назад, весной, я гулял в соседних горах. Снеговые ручьи неслись в пышной зелени по сверкающим каменным руслам, звенели и бились вокруг. Голубые каскады взбивали снежную пену, прыгая со всех сторон с уступа на уступ, скрещиваясь и толкая друг друга, подобно вспугнутому стаду овец, когда, попав в тесное место, струятся они живою волной белых спин. Ах, я был неблагоразумен, Аммон, но душный жаркий день измучил меня жаждой. С крутизны на мою голову падал тяжелый жар неба, а изобилие пенящейся кругом воды усиливало страдания. Возвращаться было не близко, и меня неудержимо потянуло пить эту дикую, холодную, веселую воду, не оскверненную градусником. Невдалеке был подземный ключ, я нагнулся и пил, обжигая губы его ледяным огнем; то была вкусная, шипящая, как игристое вино, пахнущая травой вода. Редко приходится так блаженно утолять жажду. Я пил долго и затем… слег. У больных, знаете ли, часто весьма тонкий слух, и я, не без усилия однако, подслушал за дверьми доктора с Эльмой. Доктор хорошо поторговался с собой, но все же разрешил мне жить не далее конца этого месяца.

– Вы поступили ненормально, – сказал, улыбаясь Кут.

– Отчасти. Но я устаю говорить. Те две картины, где она обернулась… вы как думаете, где они? – Доггер заволновался. – Вот на этом столе ящик, откройте могилку.

Аммон, встав, приподнял крышку красивой шкатулки, и от движения воздуха часть белого пепла, взлетев, осела на рукав Кута. Ящик, полный до краев этим пушистым пеплом, объяснил ему судьбу гениальных произведений.

– Вы сожгли их!

Доггер кивнул глазами.

– Это если не безумие, то варварство, – сказал Аммон.

– Почему? – коротко возразил Доггер. – Одна из них была зло, а другая – ложь. Вот их история. Я поставил задачей всей своей жизни написать три картины, совершеннее и сильнее всего, что существует в искусстве. Никто не знал даже, что я художник, никто, кроме вас и жены, не видел этих картин. Мне выпало печальное счастье изобразить Жизнь, разделив то, что неразделимо по существу. Это было труднее, чем, смешав воз зерна с возом мака, разобрать смешанное по зернышку, мак и зерно – отдельно. Но я сделал это, и вы, Аммон, видели два лица Жизни, каждое в полном блеске могущества. Совершив этот грех, я почувствовал, что неудержимо, всем телом, помыслами и снами тянет меня к тьме; я видел перед собой полное ее воплощение… и не устоял. Как я тогда жил – я знаю, больше никто. Но и это было мрачное, больное существование – тлен и ужас!

То, чем я окружил себя теперь: природа, сельский труд, воздух, растительное благополучие, – это, Аммон, не что иное, как поспешное бегство от самого себя. Я не мог показать людям своих ужасных картин, так как они превознесли бы меня, и я, понукаемый тщеславием, употребил бы свое искусство согласно наклону души – в сторону зла, а это несло гибель мне первому; все темные инстинкты души толкали меня к злому искусству и злой жизни. Как видите, я честно уничтожил в доме всякий соблазн: нет картин, рисунков и статуэток. Этим я убивал воспоминание о себе, как о художнике, но выше сил моих было уничтожить те две, между которыми шла борьба за обладание мной. Ведь это все-таки не так плохо сделано! Но дьявольское лицо жизни временами соблазняло меня, я запирался и уходил в свои фантазии – рисунки, пьянея от кошмарного бреда; той папки тоже нет больше. Вы сдержали слово молчания, и я, веря вам, прошу вас после моей смерти выставить анонимно третью мою картину, она правдива и хороша. Искусство было проклятием для меня, я отрекаюсь от своего имени.

Он помолчал и заплакал, но слезы его не вызвали обидной жалости в Куте; Аммон видел, что большего насилия над собой сделать нельзя. «Сгорел, сгорел человек, – думал Аммон, – слишком непосильное бремя обрушила на него судьба. Но скоро будет покой…»

– Итак, – сказал, успокаиваясь, Доггер, – вы сделаете это, Аммон?

– Да, это моя обязанность, Доггер, я нежно люблю вас, – неожиданно для себя волнуясь более, чем хотел, сказал Кут, – люблю ваш талант, вашу борьбу и… последнюю твердость.

– Дайте-ка вашу руку! – попросил, улыбаясь, Доггер. Рукопожатие его было еще резко и твердо.

– Видите, я не совсем слаб, – сказал он. – Прощайте, беспокойная, воровская душа. Эльма отдаст вам картину. Я думаю, – наивно прибавил Доггер, – о ней будут писать…

Аммон и его подруга, худенькая брюнетка с подвижным как у обезьянки лицом, медленно прокладывали себе дорогу в тесной толпе, запрудившей зал. Над головами их среди других рам и изображений стояла, готовая обернуться, живая для взволнованных глаз женщина; она стояла на дороге, ведущей к склонам холмов. Толпа молчала. Совершеннейшее произведение мира являло свое могущество.

– Почти невыносимо, – сказала подруга Кута. – Ведь она действительно обернется!

– О нет, – возразил Аммон, – это, к счастью, только угроза.

– Хорошо счастье! Я хочу видеть ее лицо!

– Так лучше, дорогая моя, – вздохнул Кут, – пусть каждый представляет это лицо по-своему.

Когда выключать свет

Экономическая эффективность того, когда выключать свет, зависит от типа лампы и стоимости электроэнергии. Тип используемой лампочки важен по нескольким причинам. Все лампочки имеют номинальный или номинальный срок службы, на который влияет то, сколько раз они включаются и выключаются. Чем чаще они включаются и выключаются, тем меньше срок их службы.

Лампы накаливания

Лампы накаливания следует выключать всякий раз, когда они не нужны, поскольку они являются наименее эффективным типом освещения.90% энергии, которую они используют, выделяется в виде тепла, и только около 10% дает свет. Выключив свет, вы сохраните прохладу в комнате, что станет дополнительным преимуществом летом.

Галогенное освещение

Хотя галогенные лампы более эффективны, чем традиционные лампы накаливания, они используют ту же технологию и намного менее эффективны, чем КЛЛ и светодиоды. Поэтому лучше выключать эти огни, когда они не нужны.

Освещение КЛЛ

Поскольку они уже очень эффективны, рентабельность отключения КЛЛ для экономии энергии немного сложнее.Общее практическое правило таково:

• Если вы не выходите из комнаты на 15 минут или меньше, оставьте его включенным.
• Если вы будете вне комнаты более 15 минут, выключите его.

На срок службы КЛЛ больше влияет количество включений и выключений. Как правило, вы можете продлить срок службы лампы CFL, включая и выключая ее реже, чем если вы просто используете ее меньше.

Широко распространено мнение, что КЛЛ потребляют много энергии, чтобы начать работу, и лучше не выключать их на короткое время.Количество энергии варьируется между производителями и моделями, однако лампы, соответствующие стандарту ENERGY STAR ©, должны выдерживать быстрое переключение в течение пятиминутных интервалов, чтобы гарантировать, что они могут выдерживать частое переключение.

В любом случае относительно более высокий требуемый «пусковой» ток длится половину цикла, или 1/120 секунды. Количество электроэнергии, потребляемой для подачи пускового тока, равно нескольким секундам или меньше при нормальной работе освещения. Выключение люминесцентных ламп более чем на 5 секунд сэкономит больше энергии, чем будет затрачено на их повторное включение.Следовательно, реальная проблема заключается в стоимости электроэнергии, сэкономленной за счет выключения света, по сравнению со стоимостью замены лампочки. Это, в свою очередь, определяет кратчайший рентабельный период выключения люминесцентного света.

Стоимость энергии, сэкономленной при отключении КЛЛ, зависит от нескольких факторов:

• Цена, которую коммунальное предприятие взимает со своими потребителями, зависит от «классов» потребителей, которые обычно бывают жилыми, коммерческими и промышленными. В каждом классе могут быть разные тарифные планы.
• Некоторые коммунальные предприятия могут взимать разные тарифы за электроэнергию в разное время дня. Как правило, коммунальным предприятиям дороже вырабатывать электроэнергию в определенные периоды высокого спроса или потребления, называемые пиками.
• Некоторые коммунальные предприятия могут взимать с коммерческих и промышленных потребителей больше за киловатт-час (кВтч) в периоды пиковой нагрузки, чем за потребление в непиковое время.
• Некоторые коммунальные предприятия могут также взимать базовую ставку за определенный уровень потребления и более высокие ставки за увеличивающиеся блоки потребления.
• Часто коммунальное предприятие добавляет различные платы за обслуживание, базовую плату и / или налоги за расчетный период, которые можно усреднить на потребленный кВтч, если они еще не учтены в ставке.

Светодиодное освещение

На срок службы светодиода (LED) не влияет его включение и выключение. Хотя срок службы люминесцентных ламп сокращается, чем чаще они включаются и выключаются, это не оказывает отрицательного влияния на срок службы светодиодов. Эта характеристика дает светодиодам несколько явных преимуществ, когда дело доходит до работы.Например, светодиоды имеют преимущество при использовании вместе с датчиками присутствия или датчиками дневного света, которые работают в режиме включения-выключения. Также, в отличие от традиционных технологий, светодиоды включаются на полную яркость практически мгновенно, без задержки. Светодиоды также в значительной степени не подвержены вибрации, потому что у них нет нитей или стеклянных корпусов.

Расчет экономии энергии

Чтобы рассчитать точное значение экономии энергии за счет выключения лампочки, вам необходимо сначала определить, сколько энергии потребляет лампа во включенном состоянии.На каждой лампочке напечатано количество ватт. Например, если номинальная мощность составляет 40 Вт, и лампа горит в течение одного часа, она будет потреблять 0,04 кВтч, а если она выключена в течение одного часа, вы сэкономите 0,04 кВтч. (Обратите внимание, что многие люминесцентные светильники имеют две или более ламп. Кроме того, один переключатель может управлять несколькими приборами — «массивом». Добавьте экономию для каждого светильника, чтобы определить общую экономию энергии.)

Затем вам нужно выяснить, что вы платят за электроэнергию за кВтч (в целом и в периоды пиковой нагрузки).Вам нужно будет просмотреть свои счета за электроэнергию и узнать, сколько коммунальные услуги взимают за кВтч. Умножьте тариф за кВтч на количество сэкономленной электроэнергии, и вы получите величину экономии. Продолжая приведенный выше пример, предположим, что ваш тариф на электроэнергию составляет 10 центов за кВтч. В этом случае стоимость экономии энергии составит 0,4 цента (0,004 доллара США). Величина экономии будет тем больше, чем выше номинальная мощность лампы в ваттах, чем больше число лампочек, управляемое одним переключателем, и тем выше показатель за кВтч.

Наиболее рентабельный период времени, в течение которого свет (или комплект осветительных приборов) может быть выключен до того, как величина экономии превысит затраты на замену ламп (из-за их сокращенного срока службы), будет зависеть от типа и модель лампочки и балласта. Стоимость замены лампочки (или балласта) зависит от стоимости лампочки и затрат труда на ее выполнение.

Производители освещения должны иметь возможность предоставлять информацию о рабочем цикле своей продукции. В целом, чем более энергоэффективна лампочка, тем дольше вы можете оставить ее включенной, прежде чем будет экономически выгодно ее выключить.

Помимо выключения света вручную, вы можете рассмотреть возможность использования датчиков, таймеров и других средств автоматического управления освещением.

Как заменить лампочку в цоколе настольной лампы

Настольная лампа Lindsay Art Glass Mermaid с освещенным цоколем + абажур из слюды с тропическими рыбками и водорослями, 1340 долларов США — ПРОДАНО Многие из наших светильников Art Glass имеют подсветку внутри цоколя, при этом трехпозиционный переключатель освещает только цоколь, только абажур или и то, и другое вместе.

Мы бесплатно заменим цоколь лампы в магазине.

Мы использовали осветительный цоколь в нашей старинной лампе почти каждый день в течение, может быть, 15-20 лет, и его лампочка еще не погасла, но если ее нужно заменить, принесите свою лампу, и мы заменим лампу. в цоколе лампы бесплатно.

Сделай сам

Если вы не можете принести лампу, вам помогут эти инструкции, или их можно взять с собой в местное место ремонта лампы:

Как заменить лампочку в цоколе освещенной лампы

Вам понадобятся обычные плоскогубцы и новая лампочка.Требуется лампочка на 7,5 Вт с цоколем канделябра.

1) Отключите лампу от сети!

2) Глядя на нижнюю часть лампы , вы увидите деревянное основание с отверстием для выхода шнура сбоку и большим отверстием в центре. Шнур питания исчезает в отрезке трубы с резьбой, выходящей из лампы в середине отверстия в центре деревянного основания. Протолкните шнур питания обратно через выходное отверстие к большему отверстию в центре основания. Вам нужно сделать петлю из лишнего шнура длиной около полутора футов (около 55 см).

3) Получив петлю , возьмите плоскогубцы и ослабьте стальную гайку на трубке с резьбой, выходящей из лампы. Между цоколем и лампой может быть гайка с накаткой диаметром 3⁄4 дюйма. Снимите эту гайку. После того, как гайки будут сняты с трубы с резьбой, вы сможете поднять узел патрона с верхней части лампы, и тогда внутреннее патрон будет обнажено.

4) Выньте неисправную лампу и замените ее новой.

5) Удерживая верхнюю часть лампы в одной руке и перевернув ее, осторожно сдвиньте детали на место, убедившись, что все шайбы правильно установлены.Когда трубка с резьбой проткнет нижнюю часть лампы, замените гайку с накаткой и протолкните трубку через основание. Гайку с накаткой следует расположить так, чтобы она плотно прилегала к основанию, в то же время, когда колпачок плотно прилегает к лампе. Снова установите стальную гайку и осторожно затяните рукой. На этом этапе вы хотите убедиться, что ваза стоит по центру основания, что переключатель на розетке находится спереди, а выход для шнура на основании находится сзади. Когда все будет на месте, осторожно затяните стальную гайку плоскогубцами, стараясь не затягивать так сильно, чтобы стекло не повредилось (несколько четвертей оборота).

6) Вытяните лишний шнур обратно через выход, убедившись, что шнур не перекручен.

7) Подключите лампу и включите ее.

Как выбрать лучшую осветительную арматуру для ванных комнат

Когда дело доходит до внутреннего освещения, освещению ванной, вероятно, уделяется меньше всего внимания из всех комнат в доме. Среднестатистический клиент, с которым я встречаюсь, не думает вкладывать туда деньги — говорят, приберегите его для гостиной или кухни.Я вижу много ванн с недостаточным освещением зеркал или туалетного столика. Часто есть только один потолочный светильник, который должен все это сделать.

Лучшее освещение для вашей ванной комнаты поможет создать место, где можно расслабиться и восстановить силы. И когда все сделано правильно, отдача велика. В конце концов, это комната, в которой вы начинаете и заканчиваете свой день.

Какой тип освещения лучше всего подходит для ванной комнаты?

Хороший план освещения — это серия слоев — размещение достаточного количества света там, где он необходим, например, для душа, бритья или нанесения макияжа, в то время как другие источники света улучшают общее настроение комнаты.

Рабочее освещение

Светильники для умывальника

Освещение тщеславия получает первостепенное внимание, потому что эти светильники больше всего работают, чтобы осветить голову и лицо для ухода за собой. Самая распространенная ошибка, которую допускают люди, — ставят потолочные светильники прямо над зеркалом. Они отбрасывают тени на лицо, затрудняя ежедневные ритуалы ухода.

Вертикальные светильники или бра, устанавливаемые по обе стороны от зеркала, лучше всего подходят для равномерного освещения лица.

Но, учитывая размер и расположение некоторых зеркал заднего вида, боковые фонари могут быть непрактичными (установка их непосредственно на зеркало всегда возможна, но требует большего планирования и затрат). Только после этого я предлагаю приспособление для крепления над зеркалом. Его следует размещать на высоте 75-80 дюймов над полом и, как и все освещение для умывальника, иметь мощность не менее 150 Вт — в идеале, распределить его по светильнику длиной не менее 24 дюймов, чтобы свет равномерно омывал волосы и лицо.

Освещение для душа

Душевая кабина является второстепенной областью рабочего освещения.В небольших ванных комнатах, если в кабине есть дверь из прозрачного стекла, в специальном приспособлении может не оказаться необходимости. В противном случае я рекомендую встраиваемый светильник со стеклянной линзой (пластик будет желтым). Подобные встраиваемые светильники хорошо подходят для отдельно стоящей ванны или унитаза.

Окружающее освещение

Этот «заполняющий» свет заменяет естественный свет. Чаще всего это центральный светильник, обычно накладной потолочный светильник. Я призываю клиентов более творчески подходить к выбору, предлагая вместо этого рассмотреть подвесной светильник или люстру.Другой вариант — «освещение бухты» — веревочные светильники, спрятанные за карнизами, опущенными на несколько дюймов ниже высоты потолка, которые добавляют мягкое свечение по периметру комнаты.

Акцентное и утопленное освещение

Небольшой встраиваемый точечный светильник, направленный на предмет декоративного искусства или красивую раковину в дамской комнате, создает еще один слой света в ванной комнате. Точно так же встраиваемую душевую арматуру можно наклонить (большинство из них можно наклонить до 35 градусов при установке), чтобы выделить красивую плитку или светильники и сделать их сверкающими.

Освещение умывальника справа Ян Ворпол

Чтобы устранить тени под подбородком, глазами и щеками, светильники должны быть установлены по обе стороны от косметического зеркала (или на поверхности зеркала, если оно большое), на расстоянии от 36 до 40 дюймов.

Центр каждого приспособления должен находиться примерно на уровне глаз или примерно на высоте 66 дюймов над полом. Это гарантирует равномерное освещение лица при уходе.

Как правильно выбрать лампочку для ванной

Четкий белый свет имеет тенденцию наиболее точно передавать оттенки кожи. Галогенные лампы устанавливают золотой стандарт. Низковольтные лампы (со встроенным трансформатором, преобразующим 120 вольт в 12 вольт) особенно компактны, а лампа меньшего размера дает красивый эффект свечения.

Галогенные лампы стоят на несколько долларов больше, чем стандартные лампы накаливания, но могут прослужить в три раза дольше. Многие имеют завинчивающиеся основания; Те, которые обозначены как средняя база (MB), имеют форму стандартных ламп накаливания, поэтому подходят для большинства светильников.Новейшие компактные люминесцентные лампы также обладают хорошей цветопередачей и до 10 раз более эффективны, чем обычные лампы накаливания.

Включая диммеры

Это лучший друг дизайнера освещения, потому что они предоставляют полный контроль над освещением и, следовательно, над настроением комнаты. В очень маленьком пространстве, таком как туалетная комната, затемнение туалетных принадлежностей может даже обеспечить универсальное освещение задачи, окружающее и акцентное освещение. Кроме того, диммеры экономят энергию.Общая экономия зависит от того, насколько вы затемните лампу, но одна лампа с затемнением всего на 10 процентов прослужит в два раза дольше, чем лампа с полной яркостью.

Современные диммеры подходят для всех типов источников света, но вам нужно знать, о чем просить. Для 120-вольтовых ламп накаливания или галогенных источников света потребуется диммер для ламп накаливания, в то время как для низковольтных и люминесцентных светильников требуются собственные совместимые диммеры. Иногда тусклые лампочки будут гудеть при вибрации нити накала. Переключение на лампу с меньшей мощностью (с меньшей нитью накала) должно уменьшить или даже устранить шум.

Лучшее освещение для ванной — безопасность на первом месте

Внимание к эстетике ванной комнаты не умаляет важности безопасности. Электричество и вода по-прежнему являются смертельными товарищами, и нигде они не смешиваются так тесно, как в ванной. Всегда консультируйтесь с сертифицированным электриком, прежде чем браться за самый простой проект освещения.

Национальный электротехнический кодекс требует, чтобы все новые розетки имели GFCI, прерыватели цепи замыкания на землю; новые могут быть дооснащены существующими розетками.Даже с GFCI отдельно стоящие вставные лампы нельзя размещать рядом с раковиной или ванной.

Светильники, которые будут находиться на определенном расстоянии от ванны или душа (обычно 6 футов, хотя местные нормы и правила различаются), должны быть «мокрыми» или «душевыми». Не путайте это с менее строгим рейтингом «сырости», который приписывается большинству наружного освещения.

Где найти

Одинарные бра Eaton:

Оборудование для восстановления
800-762-1005
www.recoveryhardware.com

Удлиненные бра, бра Metro Neo и настенные бра:

Cassandra Light
Ginger, Fort Mill, SC
803-547-5786
www.gingerco.com

Встроенное освещение:

Thomas Lighting
800-825-5844
www.thomaslighting.com

Зеркало:

Siria
Дизайн в пределах досягаемости
800-944-2233
www.dwr.com

Подвесной светильник:

Mt.Scott by Rejuvenation
888-401-1900
www.rejuvenation.com

Диммеры:

Lutron Electronics Co.
Coppersburg, PA
800-523-9466
www.lutron.com

Спасибо:

Американская ассоциация освещения
Даллас, Техас
800-274-4484
www.americanlightingassoc.com

Эргономика освещения — Общие: OSH Answers

Комплектный осветительный прибор (также называемый осветительной арматурой) управляет и распределяет свет.(Светильники в технических публикациях часто называют «светильниками».)

Различные типы осветительных приборов предназначены для распределения света по-разному. Эти приспособления известны как:

• Direct.
• Прямо-косвенное.
• Косвенный.
• Экранированные (разные типы).

Ни один светильник не подходит для любой ситуации. Количество и качество освещения, необходимого для конкретного рабочего места или задачи, определят, какой светильник наиболее подходит.

Светильники прямого освещения проецируют от 90 до 100 процентов своего света вниз в сторону рабочей зоны. Прямое освещение имеет тенденцию создавать тени.

Светильники прямого отражения равномерно распределяют свет вверх и вниз. Они отражают свет от потолка и других поверхностей комнаты. По горизонтали излучается мало света, поэтому прямые блики часто уменьшаются. Обычно они используются на «чистых» производственных участках.

Светильники отраженного света распределяют от 90 до 100 процентов света вверх.Потолок и верхние стены должны быть чистыми и иметь высокую отражающую способность, чтобы свет попадал в рабочую зону. Они обеспечивают наиболее равномерное освещение из всех типов светильников и наименьшее количество прямых бликов. Светильники отраженного света обычно используются в офисах.

Экранированные осветительные приборы используют рассеиватели, линзы и жалюзи для защиты ламп от прямого обзора; следовательно, помогает предотвратить блики и рассеивать свет.

• Диффузоры представляют собой полупрозрачные или полупрозрачные (прозрачные) крышки, обычно изготовленные из стекла или пластика.Они используются на дне или по бокам светильников для управления яркостью.
• Линзы представляют собой прозрачные или прозрачные стеклянные или пластиковые крышки. Конструкция линзы включает призмы и канавки для распределения света определенным образом.

• Жалюзи — это перегородки, которые защищают лампу от обзора и отражают свет. Перегородки могут иметь форму для управления освещением и уменьшения яркости. Параболические жалюзи — это решетки особой формы, которые концентрируют и распределяют свет.

7 советов по лучшему освещению ванной комнаты

Когда дело доходит до правильного освещения, одна из самых важных комнат в доме — это ванная комната.Чаще всего это первое место, куда люди идут, когда просыпаются утром, и оно может поднять настроение на весь день. В ванной комнате вы моетесь и ухаживаете за ней, и многие люди принимают там утренние лекарства — все это надежные футляры для оптимального яркого и дневного света. Другая причина заключается в том, что свет, особенно дневной, определяет наши циркадные ритмы, которые играют важную роль в общем состоянии здоровья.

Помощь людям в хорошем зрении также имеет решающее значение для безопасности, поскольку 80 процентов пожилых людей падают в ванную.К счастью, хороший дизайн освещения ванной комнаты для пожилых людей — это хороший дизайн освещения ванной комнаты для всех. Давайте рассмотрим семь возможностей наилучшего освещения ванной комнаты: дневное освещение, общий свет, освещение умывальника, освещение над ванной, свет в душе, освещение в туалете и ночное освещение.

Уровни освещения в ванной

Сколько света нужно в бане? Ответ зависит от человека и задачи, которую он выполняет. Для того, кто просто просыпается и идет в туалет, 10 фут-свечей может быть достаточно.После душа, когда пришло время бриться, вероятно, понадобится 100fc для лучшей видимости.

В главной или гостевой ванных комнатах используйте светильники с мощностью освещения не менее 75–100 Вт, — говорит Рэндалл Уайтхед, известный эксперт по свету и автор Практического руководства «Жилое освещение».

Вы также можете получить эти эквиваленты света в 24-ваттных люминесцентных лампах или 20-ваттных светодиодах, добавляет он. (Примечание: лампа накаливания мощностью 100 Вт дает 1750 люмен, или около 137 фут-канделек).

Эта ванна 1970-х годов в Вестминстере не имела выхода к морю и была разделена на отдельные секции. Открыв стену между двумя помещениями и добавив трубчатый световой люк с крыши, комната была преобразована. Впервые за более чем 40 лет в эту ванну проникает дневной свет.
Пара светильников для влажных банок освещает унитаз и ванну, а двойные бра по обе стороны от раковины обеспечивают рабочее освещение. Все светильники на диммерах. Зеркало негабаритных размеров и светлая цветовая палитра помогают визуально расширить пространство.Реконструктором выступили специалисты по реконструкции, а дизайнером интерьера — Андреа Лоуренс Вуд.

Педагог по освещению Фил Ричардс из Juno Lighting Group, Чикаго, имеет простое практическое правило для определения потребностей в освещении: «Это независимо от возраста вашего клиента, плюс 20 лет». Таким образом, 20-летнему понадобится 40fc, а 70-летнему — 90fc, чтобы видеть одинаково хорошо. Это связано с тем, что размер зрачка глаза уменьшается, а хрусталик с возрастом утолщается и желтеет, пропуская меньше света.

Но что делать, если 70-летний мужчина не хочет 90fc или его беспокоят блики? Лучший способ решить эту проблему — использовать светильники, которые маскируют реальный источник света: либо направленный свет, либо направленный светильник с глубоким углублением, либо линзы.Диммеры также могут быть очень полезны. Гораздо лучше «осветить» пространство и установить диммеры для внесения корректировок, чем подсветить его. С двумя, тремя или даже четырьмя схемами освещения и диммеров существует огромное множество возможных комбинаций.

1. Дневное освещение

Ничто не сравнится с естественным дневным светом в улучшении вашего настроения и настройке циркадных ритмов, регулирующих циклы бодрствования / сна. Об этом явлении публикуется огромное количество научной литературы.Вот почему лучше всего оформить ванную комнату с максимально возможным естественным освещением. Если вы планируете включить одно окно, почему бы не иметь два? — особенно если они могут быть на соседних или противоположных стенах, чтобы сбалансировать освещение. Чтобы обойти общую проблему больших окон над ванной, которые всегда закрыты для обеспечения конфиденциальности, почему бы не переключиться на восходящие шторы, чтобы у вас был дневной свет и виды в уединении?

Эта новая главная ванна, являющаяся частью новой популярной модели в районе Бонни Брэ в Денвере, обеспечивает полный туалетный столик для обоих партнеров.Поскольку он находится на северной стороне дома, а маленькое окно больше предназначено для вентиляции и небольшого обзора, чем для освещения, большая часть света в течение дня обеспечивается двумя окнами в крыше, выходящими на север. Днем даже не нужно тянуться к выключателю.
На каждом умывальнике мы установили трубчатые люминесцентные лампы с приятной температурой 2700 градусов Кельвина (такой же, как у ламп накаливания) с матовыми линзами для уменьшения бликов. Это, возможно, лучший тип освещения для тщеславия, потому что это не точечный источник, а просто светящаяся полоса света, не оставляющая теней.Для ночных походов в ванную комнату, одна встраиваемая банка на диммере обеспечивает безопасное ночное освещение, не вызывая всех люменов, которые могут обеспечить флуоресцентные лампы. В состав команды по реконструкции входили, генеральный подрядчик: R.D. Simmermon & Co .; интерьеры: Comstock Design

Чтобы обеспечить более надежное яркое освещение в течение всего дня, как насчет того, чтобы добавить световой люк? Световой люк 2×3 пропускает в два-три раза больше света, чем окно того же размера. Уровни освещенности от 100 до 200 градусов по Цельсию довольно распространены в помещениях с потолком, даже в пасмурные дни.И хотя одно окно в крыше — большое улучшение, мы часто включаем несколько в дизайн освещения ванной комнаты, чтобы они соответствовали пространству и добавляли драматичности потолку.

Вот как нам нравится видеть в обрамлении одиночный световой люк — не прямой столб с четырех сторон, а с одной или двумя сторонами, расширенными для распространения света. Мы установим световой люк низко с отвесной стороной вниз и расширим верхнюю сторону, чтобы заполнить пространство. В ферменной крыше можно откосить только две стороны; если это крыша с решетчатым каркасом (обычно до 1960 года), вы можете развернуть все четыре стороны, если хотите, и это довольно интересно.

Еще одним отличным продуктом для верхнего освещения является трубчатое устройство дневного света (TTD). Доступные бренды, среди прочего, включают Solatube и Sun-Dome. TTD — это небольшой акриловый световой люк с отполированной изнутри трубкой от 10 до 14 дюймов, который обеспечивает невероятное количество дневного света в комнату через линзу на потолке. Установленные датчики TTD стоят менее 1000 долларов и даже доступны со встроенной светодиодной подсветкой, обеспечивающей освещение в ночное время через то же отверстие для линз.

---

Хотите больше? Ознакомьтесь с нашей историей, в которой мы полностью пересмотрели встраиваемое кухонное освещение.

---

2. Общее освещение ванны

Многим домовладельцам нравится ощущение роскоши, которое люстра или подвесной светильник может привнести в пространство. Во избежание проблем с кодом убедитесь, что прибор находится на расстоянии не менее 3 футов от ванны и на 7 футов или более выше уровня половодья. Кроме того, поставил на собственный выключатель, с диммером. В зависимости от планировки, это может быть светильник, используемый посреди ночи, и лучше всего, если вы можете уменьшить его яркость примерно до 20 процентов.

Еще одним прекрасным источником окружающего света в ванных комнатах является непрямое верхнее освещение, которое обычно достигается с помощью люминесцентных или светодиодных полос на верхней части шкафов или потолка.Это особенно мягкая, приятная фоновая подсветка.

Для эффективного освещения ванны любого типа разумно обратить внимание на CRI (индекс цветопередачи). Число 100 является идеальным, но его трудно найти. Все, что выше 80, позволит людям довольно точно видеть цвета. Наконец, не забудьте указать цветовую температуру в градусах Кельвина (K). Лампа 2700K — это примерно такой же теплый желтый свет, что и лампа накаливания, и многие клиенты предпочитают их. Использование лампы 3000K дает более белый свет, но при этом теплый, и это хороший компромисс.Для домашнего использования 3500K — это примерно такой же холодный цвет, как я бы рекомендовал. Он особенно хорош в шкафах, где вам нужна точность согласования цветов при выборе одежды. По этой причине во многих магазинах одежды используется освещение 3500K.

3. Освещение умывальника

Наилучшее освещение для занятий перед зеркалом в ванной комнате обеспечивается светильниками, установленными с обеих сторон примерно на уровне глаз пользователя. При этом никакая часть лица не остается в тени, как это происходит с потолочным креплением.Если зеркальная стена не вариант, переместите светильники на боковые стены или подвесьте подвески к потолку; просто постарайтесь направить свет в ту сторону, где он принесет наибольшую пользу.

Эта реконструированная ванна имеет экранированное галогенное освещение по обе стороны от зеркала на диммерах, а также встраиваемые светильники даунлайт для выбора уровней и источников света. Боковые стенки служат для отражения света от бра, чтобы усилить его эффект. Генеральный подрядчик: Cadre Construction

Чтобы обеспечить диапазон освещения от тусклого до яркого, мы предпочитаем использовать светодиоды (или лампы накаливания, если этого требует заказчик), а не флуоресцентные, поскольку светодиоды намного легче приглушить.Лучше иметь светильники с избыточным световым потоком и регулировкой яркости по мере необходимости.

И хотя они все еще продают «голливудские» световые балки в больших магазинах, старайтесь воздерживаться от их использования, особенно с прозрачными лампами, поскольку они создают блики и оставляют тени под бровями, носом и подбородком. Если пространство не позволяет установить светильники по бокам, можно разместить их над зеркалом. Просто попробуйте выбрать линейную модель с непрерывной полосой яркого света.

Даунлайты, пожалуй, худший тип для рабочего освещения в ванной, хотя они подходят для общего или акцентного освещения.Кроме того, потолочные светильники обычно бывают лампами накаливания, что является наименее энергоэффективной формой освещения — только 10% энергии, используемой обычной лампой накаливания, выходит в виде света, остальные 90% — это потраченное впустую тепло.

4. Освещение у ванны

Строительные нормы и правила очень строго относятся к освещению ванн и гидромассажных ванн. Не может быть никаких открытых или подвесных приспособлений ни на расстоянии 8 футов над ванной, ни на расстоянии более 3 футов перед ней. Поскольку высота потолков в большинстве ванных комнат не превышает 8 футов, это, как правило, не позволяет устанавливать открытые или подвесные светильники над ваннами.

Линзовые светильники для влажного или влажного освещения работают, или вы можете использовать точечные светильники, расположенные вне «опасной зоны». Если уровень внешнего освещения достаточно высок, вероятно, нет необходимости в специальном приспособлении для ванны. Некоторые элитные гидромассажные ванны доступны с подводным светом настроения (разрешенным законодательством) для создания романтического эффекта.

Обычно мы стараемся располагать ванны под декоративным окном или главным потолочным окном, так как они являются центром ванны и именно там хочется проводить время, расслабляясь.Дневное освещение имеет наибольший смысл в ваннах.

Как сбалансировать потребность клиента в уединении с ее сильным желанием дневного света? Взглянув вверх и схватив кусок неба. Вот что мы сделали для этого современника загородного клуба Денвера, когда столкнулись с внешней стеной в 10 футах от окон соседа. Монитор на крыше вмещает восемь окон в крыше, что делает купание «похожим на принятие ванны на открытом воздухе», — говорит клиент.
Одинарный низковольтный подвесной светильник освещает ванну для замачивания, в то время как встраиваемые бидоны в душе и еще несколько для подсветки основной зоны дополняют флуоресцентное рабочее освещение умывальника.Для этой установки клиенты выбрали мансардные окна из прозрачного стекла; можно также выбрать матовое стекло, чтобы уменьшить блики. Генеральный подрядчик: Том Оуэнс, Creative Remodeling

5. Свет в душе

Отличные новости для людей, которые не любят принимать душ в темноте: доступно любое количество очень ярких открытых декоративных светильников для душа, что означает, что вы можете вместо этого поставить банки, которые светят вниз и затемняют до желаемого уровня. изо всех сил пытаясь увидеть со стандартными для многих лет банками с максимальной мощностью 60 ватт с линзами.Раньше мы ставили в душ две, а то и больше банок, чтобы получить приличное освещение; теперь один хороший может сделать трюк. Также доступны разборные стеклянные или акриловые накладные светильники, предназначенные для использования в душе.

---

Хотите больше? Ознакомьтесь с нашими лучшими осветительными приборами на 2020 год.

---

6. Освещение в водном шкафу

Этого проще всего добиться с помощью комбинированного светильника вентилятор / свет. Если клиент хочет больше света, например, для чтения, мы укажем дополнительную встраиваемую лампу для баллончика перед унитазом, почти всегда с диммером.Еще один хороший прием — «позаимствовать» дневной свет через дверь с матовым стеклом или окна с фрамугой, которые пропускают свет, но сохраняют конфиденциальность.

Для каждого правила есть исключение. Хотя светлые тона лучше всего подходят для увеличения уровня освещенности, под старой штукатуркой в ​​этой подвальной ванне подрядчик Майк Гарнер обнаружил красивые стены из темного кирпича, которые мы хотели показать. Мы покрасили потолок в темно-коричневый цвет, чтобы скрыть несколько труб, которые мы не могли спрятать в потолке — так же, как в ресторанах иногда оставляют загруженный потолок открытым, но выкрашивают в черный цвет.Но тогда мы сознательно выбрали светлый керамогранит, чтобы максимально увеличить распространение света от встроенных потолочных светильников.

7. Ночное освещение

Поскольку ванная комната иногда используется посреди ночи, очень важно обеспечить немного света, но не слишком много, чтобы можно было безопасно маневрировать. Когда глаза привыкли к темноте, как при пробуждении от крепкого сна, нужно очень мало свечей. (Полная луна — всего 0,01fc!) Если включить яркий верхний свет, это будет ослеплять и разрушать.Возможно, вам подойдет ночник на 5 Вт.

Поэтому рекомендуется использовать источник света малой мощности, который либо включен всю ночь, либо реагирует на движение. Многие вытяжные вентиляторы / светильники имеют такую ​​функцию, или вы можете подключить несколько ступенек к стене или просто купить ночники с датчиком движения.

В элитных отелях для этой цели иногда устанавливают светодиодную ленточную подсветку под туалетным столиком или кромкой столешницы. В большинстве наших высокотехнологичных работ мы обеспечиваем электрическую розетку за унитазом для сиденья биде, и это идеальное место для включения одного из этих светильников.Недавно несколько производителей начали предлагать светодиодную подсветку сиденья унитаза для поиска пути.

Эта статья основана на презентациях Дуга Уолтера на KBIS 2015, ежегодной конференции и выставке Национальной ассоциации кухонь и ванных комнат.

Объяснено! — Советы по уходу за растениями и многое другое · La Résidence

Последние советы по уходу за растениями, которые помогут сохранить вашу листву счастливой и здоровой, предоставлены вам службой доставки растений премиум-класса Léon & George.

—

Понимание уровней освещенности для растений, не говоря уже о различных потребностях в освещении для каждого типа растений, может быть непростым.Итак, мы сделали вам световод! Дважды проверьте потребности в освещении для вашего типа растений и убедитесь, что они получают сбалансированную дозу витамина D.

• Прямой свет — свет, который проникает через окна, выходящие на запад или юг, наиболее интенсивный свет для вашего помещения и подвергнет растения здесь прямому воздействию солнечных лучей. (Подходит для: кактусов и суккулентов)

• Яркий свет — не совсем прямой свет, но определенно не средний свет, пятна направляются ночью к окну, которое получает прямой свет (не более часа в день ) до того, как вам будут препятствовать.Подходит для: все растения, живущие в помещении, будут счастливы здесь, вот наш список рекомендуемых.

• Средний свет — точки в комнате, которые находятся на половине расстояния между окном и задней стеной. Все еще достаточно яркое, но далеко не прямое. Работает на: пальмах, драценах, филодендронах, здесь все средне-светлые растения.

• Низкое освещение — области, расположенные на расстоянии 7 футов или более от окон, или места без естественного освещения. Некоторые виды растений приспосабливаются и могут жить здесь, но будут расти намного медленнее.Если ваше растение начинает выглядеть грустным, подумайте о том, чтобы переместить его на средний свет. Вот растения, которые хорошо себя чувствуют в условиях низкой освещенности.

• Искусственное освещение — освещение для помещений с полным спектром света может имитировать солнце и творить чудеса при слабом освещении. Прочтите наше полное руководство о том, как использовать искусственное освещение для комнатных растений.

Имейте в виду, что растения также можно «кондиционировать» к разным уровням освещения, но будьте осторожны, делая это в течение нескольких недель.Внезапное изменение уровня освещенности вызовет у вашего растения шок.

Не знаете, сколько света получает ваше растение?

Быстрый способ узнать — это просто проверить рукой. Возьмите лист бумаги или другую плоскую поверхность и держите руку на расстоянии примерно 30 см от него, между ним и источником света. Если вы не видите большую часть тени или она очень тусклая, значит, вы получаете слабое освещение. В условиях среднего освещения вы увидите расплывчатую или нечеткую тень своей руки, а при ярком свете вы получите четкую четкую тень.

Признаки того, что вы еще не нашли золотую середину.

Если вы видите желтые или опадающие листья или более длинные веретенообразные стебли, это может указывать на то, что вашему растению требуется больше света. Возможно, ваше растение ищет изменение положения в комнате, другую комнату или добавление лампы поблизости.

Заметили бледные листья или хрустящие участки подрумянивания? Это может означать, что вашему растению нужно отступить от слишком сильного или прямого света.

Не хватает естественного света?

В то время как растения при слабом освещении являются лучшим выбором для областей с низким освещением, еще один вариант, который следует рассмотреть, — получить искусственный свет или свет для выращивания растений, который, по сути, может сделать возможным выращивание растений где угодно, даже в комнате без окон!

Не забывайте прежде всего реалистично относиться к свету, который вы предлагаете, и к растению, которое вы хотите получить — независимо от того, насколько вы их любите, некоторые растения просто не выживут, если их не поместить в подходящую среду!

Маяк Глоссарий терминов | US Lighthouse Society

Aerobeacon: Фонарь прожекторного типа, первоначально разработанный для использования в аэропортах и ​​адаптированный для использования в ряде маяков.

Ацетилен: Используемое топливо, которое начали использовать в маяках после 1910 года. Это было первое топливо, которое избавило смотрителя от необходимости поднимать масло на вышку, поскольку оно могло храниться на земле и иметь автоматический солнечный клапан. раньше выключали свет на рассвете и снова включали в сумерках.

Средства для навигации: Буй, маяк, маяк, плавучий маяк или любое другое сооружение или устройство, установленное, построенное или обслуживаемое с целью содействия навигации судов.

Переменный свет: Ритмичный свет, показывающий свет чередующихся цветов.

Дуга видимости: Часть горизонта, над которой освещенное средство навигации видно с моря.

Лампа Argand: Полая масляная лампа с одним фитилем. Лампа Argand была названа в честь швейцарского изобретателя Ами Аргана, разработавшего этот дизайн.

Astragal: Металлический стержень (идущий по вертикали или диагонали), разделяющий стекло помещения фонаря на секции.

ATON: Аббревиатура от Aid To Navigation.

Автоматизировано: Маяк, который теперь работает без помощи смотрителя. Управление освещением осуществляется с помощью пульта дистанционного управления, таймеров или датчиков света и тумана.

Маяк: Освещенное или неосвещенное стационарное средство навигации.

Звонок: Звуковой сигнал, производящий колокольчик с помощью молота, приводимого в действие электричеством стационарных средств и движением моря на буях.

Волнорез: Стационарное или плавучее сооружение, которое защищает прибрежную зону, гавань, якорную стоянку или бассейн путем перехвата волн.

Bug Light: Обычно очень маленькая башня.

Линза «Бычий глаз»: Выпуклая линза, используемая для концентрации (преломления) света.

Башня в кессонном стиле: Маяк, построенный на железном кессоне. Кессон представлял собой полую трубу, сделанную из толстых листового проката. Кессоны были скреплены болтами на суше, доставлены на место, затоплены и заполнены песком, гравием, камнями или цементом.Некоторые называли их лампочками для кофейников или жуков. После изобретения двигателя внутреннего сгорания они стали известны как свечи зажигания.

Чугунная башня: Обычно эти светильники цилиндрической формы стали популярны в 1840-х годах. Чугун был прочнее камня и сравнительно легок. Их можно было изготовить за много миль в литейном цехе и доставить на площадку для монтажа.

Подиум: Узкий приподнятый переход, позволяющий хранителю получить доступ к световым башням, построенным в воде.

Характеристика: Звуковой, визуальный или электронный сигнал, отображаемый средством навигации, чтобы помочь в идентификации средства навигации. Характеристика относится к огням, звуковым сигналам, РАКОНАМ, радиомаякам и дневным маякам. Это дает индивидуальный образец мигания каждого огня, что позволяет морякам отличать один маяк от другого.

Chariot: Колесная каретка в нижней части линзы Френеля, которая позволяла линзе вращаться по круговой железной дорожке на основании линзы.

Раскладная линза: Линзы имеют не круглую форму, как большинство линз типа «раскладушка» или «двустворчатый моллюск», а уплощенная форма, напоминающая раковину-раскладушку. У них обычно есть два яблочка, по одному с каждой стороны линзы.

Заводной механизм: Механизм, который включал свет в ранних маяках. Они состояли из ряда шестерен, шкивов и грузов, которые должны были периодически заводиться смотрителями.

Введен в эксплуатацию: Действие по возобновлению эксплуатации ранее снятого с эксплуатации средства навигационного оборудования.

Составной групповой проблесковый маячок: Групповой проблесковый свет, в котором вспышки объединены в последовательные группы с разным количеством вспышек.

Сложный групповой затемняющий свет: Свет, похожий на групповой затмевающий свет, за исключением того, что последовательные группы в период имеют разное количество затмений.

Маяк в стиле коттеджа: Маяк, состоящий из небольшого одноэтажного здания с фонарем наверху, в котором размещались хранители.

Кроватка: Строение, обычно деревянное, которое было погружено в воду через засыпку камнем и служило фундаментом для бетонного пирса, построенного на нем.

Daymark: Дневной идентификатор средства навигации. Уникальная цветовая схема и / или узор, который идентифицирует конкретный маяк в светлое время суток.

Списан: Маяк, который больше не работает как средство навигации.

Выведен из состава: Автоматизированный маяк без световода.

Телефон: Звуковой сигнал, который воспроизводится с помощью поршня с прорезями, который перемещается вперед и назад сжатым воздухом. «Двухтональный» диафон издает два последовательных тона, причем второй тон более низкий.

Направленный свет: Огонь, освещающий сектор или очень узкий угол и предназначенный для обозначения направления, которому необходимо следовать.

Затмение: Интервал темноты между появлением света.

Аварийный свет: Свет пониженной интенсивности, отображаемый некоторыми вспомогательными средствами навигации, когда основной свет погашен.

Установить: Ввести в действие официально утвержденное средство навигации.

Погашен: Освещенное средство навигации, не имеющее световой характеристики.

Неподвижный свет: Огонь, горящий непрерывно и непрерывно, в отличие от ритмичного света. Устойчивый немигающий луч. (Не путайте «фиксированный» с «плавающим»)

Проблесковая лампа: Высокоинтенсивная газоразрядная лампа с электронным управлением и очень короткой продолжительностью вспышки.

Мигающий свет: Огонь, в котором общая продолжительность света в каждый период явно короче, чем общая продолжительность темноты, и в котором все вспышки света имеют одинаковую продолжительность. (Обычно используется для одиночного мигающего огня, который показывает только одиночные вспышки, которые повторяются через равные промежутки времени.)

Фокальная плоскость : Узкий луч света, излучаемый линзой Френеля или современной оптикой. Расстояние от поверхности воды до центра луча называется высотой фокальной плоскости.

Детектор тумана: Электронное устройство, используемое для автоматического определения условий видимости, требующих включения звукового сигнала или дополнительных световых сигналов.

Сигнал тумана: Звуковое устройство любого типа, которое может предупреждать моряков о препятствиях в период сильного тумана, когда свет не виден. Колокольчики, свистки и рожки, управляемые вручную или с помощью источника энергии, использовались с разной степенью успеха.

Линза Френеля (Fray-nel): оптическая матрица, изготовленная с использованием принципов конструкции Огюстена Френеля, французского физика, который первым разработал эту конструкцию и в честь которого была названа линза Френеля.Тип оптики, состоящий из выпуклой линзы и множества стеклянных призм, которые фокусируют и усиливают свет за счет отражения и преломления

Топливо: Материал, который сжигается для получения света (топливо, используемое для маяков, включает дерево, сало, китовый жир, жир, керосин). Сегодня, помимо электричества и ацетиленового газа, используется также солнечная энергия.

Галерея: На башне маяка, платформе, проходе или балконе, расположенном за пределами сторожевой комнаты (главная галерея) и / или комнаты с фонарями (галерея фонарей).

Географический диапазон: Наибольшее расстояние, на котором кривизна Земли позволяет видеть объект данной высоты с определенной высоты глаза, независимо от силы света или условий видимости.

Гонг: Волновой звуковой сигнал на буях, который использует группу колоколов в форме блюдца для воспроизведения различных тонов.

GPS: Электронная система определения местоположения, GPS является аббревиатурой от Global Positioning System.Приемник GPS триангулирует спутниковые передачи для расчета положения на Земле.

Групповой проблесковый маячок: Проблесковый свет, в котором группа вспышек регулярно повторяется.

Групповой таинственный свет: Затмевающийся свет, в котором группа затмений, указанная числом, регулярно повторяется.

Harbor Light: Фонарь для безопасного захода судов в гавань. Обычно это небольшой огонек в конце пирса.

Звуковой сигнал: Звуковой сигнал, при котором для вибрации дисковой диафрагмы используется электричество или сжатый воздух.

Лампа накаливания на масляных парах (IOV): Тип лампы, в которой масло нагнетается в испарительную камеру, а затем в кожух. Подобно лампам Coleman, которые сегодня используются в кемпингах.

Внутренний (или задний) дальний свет: Фонарь в паре дальномерных огней, расположенных позади друг друга, если смотреть со стороны воды.

Временный хранитель света: Хранитель света, служивший на временной основе, обычно между назначениями постоянных хранителей света.

Прерывистый световой сигнал: Быстрый мигающий свет, в котором быстрые чередования прерываются через равные промежутки времени длительными затмениями.

Изофазный свет: Ритмичный свет, в котором все продолжительности света и тьмы равны. (Ранее назывался равным светом.)

Хранитель: Человек, заботящийся о свете в маяке. (Главный смотритель отвечает за работу световой станции.)

Лампа: Осветительный прибор внутри линзы.

Лампа и отражатель: Лампа и полированное зеркало, использовавшиеся до изобретения линзы Френеля и в некоторых современных электрических осветительных приборах.

Фонарь: Стеклянный корпус на вершине башни маяка, в котором находилась линза маяка.

Линза: Стеклянная оптическая система, используемая для концентрации света в желаемом направлении.

Лампа Льюиса: Изобретена Уинслоу Льюисом, который запатентовал эту конструкцию в 1810 году. Ее основным преимуществом было то, что в ней использовалось менее половины масла, чем в предшествующих масляных лампах.Он добавил параболический отражатель позади лампы и увеличительную линзу, сделанную из зеленого бутылок диаметром 4 дюйма перед лампой, конструкция похожа на лампу Аргана.

Световой сектор: Дуга, над которой виден свет, описывается в истинных градусах при наблюдении со стороны моря по направлению к свету. Может использоваться для определения отличительной разницы в цвете двух соседних секторов или затемненного сектора.

Маяк: Закрытая башня с закрытым фонарем, построенная властями для помощи в навигации.

Совет по маякам: Совет из девяти членов, назначенный Конгрессом США в 1852 году и учрежденный для управления маяками по всей территории Соединенных Штатов.

Lightship: Корабль, обычно оснащенный световым маяком на высокой мачте, который служил маяком, когда было непрактично его построить.

Маяк: Комплекс, состоящий из башни маяка и всех хозяйственных построек, то есть жилых помещений смотрителя, здания для хранения топлива, лодочной станции, здания туманной сигнализации и т. Д.

Световая башня: Высокое сооружение, используемое для поднятия светового маяка, чтобы моряки могли видеть его на расстоянии.

Журнал: Книга для ведения записей, похожая на дневник.

Loran: Электронная система определения местоположения, LORAN является аббревиатурой от Long Range Radio Navigation. Приемник LORAN измеряет разницу в поступлении сигналов от трех или более передатчиков для расчета своего местоположения.

Современная оптика: Термин, применяемый к широкому спектру легких, устойчивых к атмосферным воздействиям маяков, используемых в современных устройствах.

Морская миля: Единица расстояния, используемая в основном на море. Морская миля определяется как среднее расстояние на поверхности Земли, представленное одной минутой широты. Сухопутным это может показаться странным, но это имеет смысл в море, где нет отметок в километрах, но можно измерить широту. Морская миля равна примерно 1,1508 статутной мили.

Навигация: Определение пути движения по воде.

Номинальная дальность: Максимальное расстояние, на котором свет может быть виден в ясную погоду (метеорологическая видимость 10 морских миль.) Включен в список для всех освещенных средств навигации, за исключением огней дальнего действия, направленных огней и частных средств навигации.

Таинственный свет: Свет, в котором общая продолжительность света в каждый период больше, чем общая продолжительность темноты, и в котором все интервалы темноты (затмения) имеют одинаковую продолжительность. Затенения создаются путем частичного блокирования или затемнения света, чтобы он выглядел мигающим. Также называется затменным светом.

Off Shore Tower: Контролируемые световые станции, построенные на открытых морских участках для замены маяков.Иногда их называют Скальные маяки.

Off Station: Плавучее средство навигации не в назначенной позиции.

Заказ: Размер линзы Френеля, определяющий яркость и расстояние, на которое будет распространяться свет.

Наружный (или передний) дальний свет: Свет в паре дальномерных огней, который расположен перед другим, если смотреть со стороны воды. Этот свет был расположен на более низком уровне, чем внутренний диапазон, чтобы оба источника света были видны один над другим.

Параболический отражатель: Металлическое устройство в форме чаши параболической формы, посеребренное, отражатель с небольшой масляной лампой в центре.

Парапет: Дорожка с перилами, окружавшая комнату с лампами.

Проходящий огонь: Огонь низкой интенсивности, который может быть установлен на конструкции другого огня, чтобы моряк мог держать последний огонь в поле зрения при выходе из его луча во время перевозки.

Период: Интервал времени между началом двух одинаковых последовательных циклов характеристики светового или звукового сигнала.

Фаролог: Тот, кто изучает маяки или интересуется ими.

Причал: Сооружение, выходящее в судоходные воды для использования в качестве места высадки, защиты или формирования гавани.

Первичное средство навигационного оборудования: Средство навигационного средства, созданное с целью создания береговых примыканий и переходов вдоль побережья от мыса к мысу.

Призма: Прозрачный кусок стекла, преломляющий или рассеивающий свет.

Частное средство навигации: Навигационный огонь, находящийся в частной собственности и обслуживаемый.Иногда это деактивированные маяки, которые были повторно активированы с исторической целью.

Quick Light: Свет, демонстрирующий очень быстрое регулярное чередование света и темноты, обычно 60 вспышек в минуту. (Ранее назывался быстрым мигающим светом.)

RACON: Радиолокационный маяк, который выдает закодированный отклик или окраску радара при срабатывании сигнала радара.

Огни дальности: Два огня, связанные для формирования диапазона, который часто, но не обязательно, указывает на центральную линию канала.Передний дальний свет является нижним из двух и ближе к мореплавателю, использующему дальномер. Задний фонарь дальнего света расположен выше и дальше от моряка. Когда корабль находится в правильном русле, огни будут выровнены.

Красный сектор: Часть огня, окрашенная в красный цвет, чтобы моряк видел красный свет, если он приближается к опасному препятствию.

Отражение: Возврат или отброс, свет.

Refract: Искривленные или наклонные лучи света.

Revetment: Облицовка, размещенная на берегу или утесе камня для защиты откоса, насыпи или берегового сооружения от эрозии под действием волн или течений.

Вращающийся светильник: Вспышка, создающая характерную вспышку из-за вращения линзы Френеля.

Ритмический свет: Световой индикатор, светящийся периодически с постоянной периодичностью.

Каменная наброска: Неплотное расположение битых камней или камней, уложенных для облегчения эрозии ствола.

Rock Lighthouse: Маяк в окружении моря.

Башни на винтовых сваях: Маяки, построенные на столбах, «ввинченных» в морское дно. Они часто поддерживали небольшое деревянное здание с башней и светом наверху.

Сектор: Область моря, покрытая секторным светом.

Сервисная комната: Где хранилось топливо и другие материалы.

Мелководье: Мелководье, например песчаная коса или скала.

Сирена: Звуковой сигнал, в котором используется электричество или сжатый воздух для приведения в действие диска или чашеобразного ротора.

Skeleton Tower: Башни, состоящие из четырех или более прочно скрепленных опор, часто закрывающих помещения смотрителя или рабочие помещения, и с маяком наверху. Благодаря своей открытой конструкции они мало сопротивляются ветру и волнам и выдержали множество штормов. Они также используются на суше, где земля не может выдержать вес каменной башни.

Оптика на солнечных батареях: Сегодня многие выносные фонари работают от батарей, заряжаемых от солнечного света.

Звуковой сигнал: Устройство, передающее звук, предназначенное для передачи информации морякам в периоды ограниченной видимости и плохой погоды.

Фонарь в стиле свечи зажигания: Кессонная башня, которая чем-то похожа на автомобильную свечу зажигания.

Лампа-паук: Неглубокая латунная кастрюля с маслом и несколькими твердыми фитилями.

Stag Light: Маяк, за которым ухаживают только мужчины (то есть без семей).

Тендер: Судно для обслуживания маяков и буев.

Башня: Конструкция, поддерживающая фонарную комнату маяка.

Twin Light: Несколько источников света, которые раньше состояли из двух отдельных источников света, чтобы отличать их от ближайших источников света.

Вентилятор: Круглый «шар» наверху большинства маяковых башен для отвода тепла от лампы и циркуляции воздуха внутри башни.

Сторожевая комната: Комната, обычно расположенная непосредственно под комнатой с фонарями, оборудована окнами, через которые смотритель маяка может наблюдать за состоянием воды во время штормов.

Свисток: Звуковой сигнал, приводимый в действие воздухом или волной, который производит звук путем выпуска сжатого воздуха через периферийную прорезь в цилиндрическую колокольную камеру.

Твердый фитиль: Твердый шнур, используемый в паук-лампах, который подает топливо к пламени за счет капиллярного действия.

Wickie: Прозвище, данное смотрителям маяка, полученное в результате подрезки фитилей ламп.

---

Вернуться к глоссариям, фактам и мелочам

.