История умирающего мужчины и женщины-фотографа, которой он доверял » BigPicture.ru
Когда фотограф Жюстина Бурсони родила сына, акушер Рэй Спунер был рядом с ней. А когда Рэй Спунер умирал, Жюстина Бурсони была рядом с ним.
Женщина-фотограф из Чикаго впервые столкнулась с таким понятием, как amicus mortis, или «товарищ по смерти», когда задумалась о работе в сфере паллиативного ухода. Эта латинская фраза применяется к сиделкам при умирающих людях, которые поддерживают пациентов морально и физически. Эти сиделки могут делать все, начиная с оформления документов и заканчивая домашними делами. Иногда они играют с пациентами в настольные игры или просто держат их за руку. В основном они рядом, чтобы выслушать.
«Стадии ухудшения».
«Я хотела стать таким человеком для кого-то», — говорит Бурсони. Она была знакома с Рэем, но не настолько близко, чтобы называть его другом. Он работал акушером во время родов, когда появился на свет сын фотографа, но в основном Жюстина и ее супруг просто периодически встречали его в городе.
«Одевание».
Рэю поставили диагноз «боковой амиотрофический склероз» (также известен как болезнь Шарко или мотонейронная болезнь. — Прим. пер.) в 2015 году. Жюстина обратилась к Рэю и его жене с предложением стать ему «товарищем по смерти». Она была готова быть рядом, пока длится болезнь, и фотографировать последнюю главу его жизни. Рэй согласился.
«Чистка зубов».
Из-за болезни Рэй больше не мог фотографировать самостоятельно, но Бурсони рассказывает, что за свою жизнь он наполнил огромное количество фотоальбомов. «Дом Спунеров полон распечатанных фотографий, сделанных Рэем. Снимки дней рождения, отпусков, повседневных дел, семейные студийные фотосессии», — поясняет Жюстина.
«Движение вперед».
Бурсони призналась, что порой фотографировать Рэя было очень больно, особенно когда она знала, что осталось сделать не так много снимков. Рэй готовился умереть, и его близкие тоже готовились к его смерти.
«Зависимый от воздуха».
«Я никогда не отступала, так как прекрасно знала, что наше совместное время ограничено», — пишет Бурсони, и во многом это то, чему ее научил Рэй.
«Тяжесть».
Рэй вел блог, и в своем последнем посте он написал: «Если есть что-либо для вас важное, что нужно сделать или сказать, сделайте это. Сделайте это сейчас». Благодаря Рэю Жюстина не боится смерти. Вместо этого она больше ценит жизнь. Ее фотографии — результат прямого взгляда в глаза смерти. Способ победить смерть, похоже, в том, чтобы бороться со стремлением убежать от нее.
«Мытье».
Бурсони будет навсегда связана с Рэем тем временем, которое они провели вместе. Рэй умер 8 августа 2016 года, через три дня после того, как ему исполнилось 57 лет.
Какое самое яркое воспоминание осталось у Жюстины Бурсони о ее друге?
«В пятницу, до того как он умер, во время празднования дня рождения он попросил меня встать рядом и положил на меня голову. Было трудно прощаться».
Смотрите также: Уголок памяти: канал в Reddit, где скорбящие люди делятся последними снимками умерших близких
А вы знали, что у нас есть Telegram и Instagram?
Подписывайтесь, если вы ценитель красивых фото и интересных историй!
Разбитые звезды читать онлайн Эми Кауфман, Меган Спунер
Эми Кауфман, Меган Спунер
Разбитые звезды
Посвящается Клинту Спунеру, Филипу Кауфману и Брендану Казинсу — трем постоянным созвездиям в нашей изменчивой вселенной
.
..
— Когда вы познакомились с мисс Лару?
— За три дня до крушения.
— Как это случилось?
— Крушение?
— Знакомство с мисс Лару.
— А это важно?
— Все важно, майор.
Глава 1. Тарвер
Все в этом салоне фальшивое. Будь это обычная вечеринка в чьем-то доме, в углу обязательно расположились бы музыканты-люди. Мягкий свет наполнял бы комнату, а деревянные столы были бы на самом деле сделаны из древесины. Люди слушали бы друг друга, а не проверяли постоянно, кто за ними наблюдает.
Здесь даже воздух будто искусственный. Пламя свечей в канделябрах трепещет, но их подпитывает источник постоянной энергии. В воздухе летают подносы, словно напитки гостям разносят невидимые официанты. Струнный квартет всего лишь голограмма — она-то уж точно не собьется с нот и сыграет безупречно на каждом выступлении.
Я все отдал бы за непринужденный веселый вечерок со своим взводом, вместо того чтобы торчать здесь в декорациях исторического романа.
Все знают, где находятся: этого не скроет даже бутафория времен Викторианской эпохи. Звезды за иллюминаторами кажутся смазанными полупрозрачными штрихами. Так наш «Икар», мчащийся по гиперпространству на сверхсветовой скорости, тоже покажется размытой кляксой для тех, кто вдруг застыл на месте посереди Вселенной.
Я прислоняюсь спиной к книжным полкам и вдруг понимаю, что книги — настоящие. Пробегаю пальцами по грубым кожаным корешкам и вытягиваю одну. Никто их не читает: поставили только для украшения. Книги оказались на полках из-за красивых переплетов, а не из-за содержания. Никто не заметит, что одна пропала, а мне нужно что-то реальное.
Моя роль на сегодняшний вечер выполнена — я достаточно улыбался на камеры. Начальство почему-то считает, что все офицеры должны проводить время в высшем обществе, стараясь в него влиться. И если я, парень простого происхождения, стану постоянно мелькать перед фотографами, которыми кишит «Икар», и буду на короткой ноге с элитой, это пойдет мне на пользу.
Я все жду, когда же фотографы, увидев меня с бокалом в салоне первого класса, прицелятся в меня своими объективами, но я уже две недели на борту, а они почему-то не торопятся.
Эти ребята любят истории о тех, кто из грязи да в князи, даже если все их богатство — медали на груди. Из этого можно состряпать неплохую статейку. Военные хорошо смотрятся, богатые — тоже, и бедным есть к чему стремиться. «Видите? — кричат все газетные заголовки. — Вы тоже можете взлететь к богатству и славе. Раз уж простой парень добился успеха — у вас тоже получится!»
Но если бы не тот случай на Патроне, меня бы здесь и не было. Люди называют это героизмом, а я — сокрушительным поражением. Но кому интересно мое мнение?
Я оглядываю комнату: стайки женщин в ярких вечерних платьях, офицеры в военной форме, мужчины во фраках и цилиндрах. Разношерстная толпа заставляет меня нервничать. Никогда мне не привыкнуть к здешней системе, сколько бы раз я ни бывал бок о бок с этими людьми.
Мой взгляд падает на мужчину, который только что появился в дверях.
Я не сразу понимаю, что же привлекло мое внимание, но он совершенно не вписывается в обстановку, хоть и пытается быть как все. Черный фрак слишком заношен, а на цилиндре нет модной нынче блестящей атласной ленты. У меня глаз наметан подмечать тех, кто выбивается из общей картины, а человек этот явно выделяется из массы скроенных хирургическим скальпелем лиц без единого изъяна. От уголков его глаз и губ разбегаются морщины, кожа обветрена и опалена солнцем. Он нервничает, сутулится, то хватаясь за лацканы фрака, то отпуская их.
У меня екает сердце. Я провел достаточно времени в колониях и знаю: не следуешь правилам — поплатишься жизнью. Я отхожу от книжных полок и иду к нему. Навстречу мне попадаются две дамы — они вертят в руках монокли, которые им явно без надобности. Хочу узнать, зачем он сюда пришел, но вынужден медленно и терпеливо пробираться сквозь толпу. Начну толкаться — сразу привлеку внимание. А если этот мужчина опасен, малейшая перемена настроения в комнате может спровоцировать его на действия.
Тут я слепну от яркой вспышки камеры, наставленной мне прямо в лицо.
— О, майор Мерендсен! — Меня окликает девушка лет двадцати, которая расположилась с подругами возле иллюминатора. — Вы просто обязаны с нами сфотографироваться!
Их лицемерие мне противно. Я для них — что собачонка, которая выслуживается на задних лапках, и они это знают. Но они ни за что не упустят возможность оказаться в кадре с настоящим героем войны.
— Конечно, я вернусь через минуту, если…
Но не успеваю я договорить, как все трое начинают позировать около меня, кривя губы в улыбках и хлопая ресницами.
Улыбайся на камеру. Меня ослепляет череда вспышек.
Я чувствую слабую покалывающую боль в затылке, которая непременно перерастет в мучительную мигрень. Девушки все болтают без умолку и липнут ко мне, и я теряю из виду мужчину с обветренным лицом.
Фотограф зудит рядом со мной, как назойливая муха. Я отхожу в сторону, оглядываюсь, но в глазах темно от вспышек.
С трудом моргаю, и мой взгляд блуждает от бара к двери, к парящим в воздухе подносам, к диванам со столиками… Я пытаюсь вспомнить, как выглядел незнакомец, как он был одет. Был ли его фрак достаточно свободным, чтобы под ним что-нибудь спрятать? Мог ли он быть вооружен?
— Майор, вы слушаете меня? — Фотограф продолжает что-то мне говорить.
— Да.
Нет, я не слушаю. Я отделываюсь от виснущих на мне девушек, сказав, что хочу подойти к фотографу поближе. Хотел бы я догнать того мужчину, а еще лучше — предупредить, что ему грозит опасность, и посмотреть, как быстро он исчезнет из зала.
— Я говорю: странно, что ваши приятели с нижней палубы не пытаются тоже сюда попасть.
Да неужели? Каждый вечер, когда я ухожу на палубу первого класса, остальные солдаты смотрят на меня так, будто иду я в камеру смертников.
— Ох, бросьте, — я стараюсь убрать из голоса раздражение: — Вряд ли они знают, что такое шампанское. — Я пытаюсь изобразить улыбку, но лицемерить мне удается не очень хорошо.
Фотограф смеется слишком громко и обстреливает меня новой очередью вспышек. Я моргаю, пытаясь избавиться от звездочек перед глазами, и вытягиваю шею, выискивая взглядом сутулого мужчину в поношенной шляпе, но его нигде нет.
Может, он ушел? Тогда зачем пробираться на вечеринку, а потом тихо ускользнуть? Возможно, он нашел свободное место, сел и слился с толпой. Я снова окидываю взглядом диваны, но на этот раз пристально вглядываюсь в посетителей.
Все диваны и столики заняты. Кроме одного… Мой взгляд падает на девушку: она сидит в одиночестве и отрешенно наблюдает за толпой. Ровная светлая кожа выдает в ней одну из них, но взгляд говорит, что она лучше — выше их.
Платье у нее того же цвета, что и форма военно-морского флота; оголенные плечи на мгновение притягивают мой взгляд. На них ниспадают рыжие волосы. Нос у девушки слегка вздернутый, но делает ее только привлекательнее. И она кажется настоящей.
Нет, «привлекательная» неподходящее слово. Она сногсшибательно красива.
Что-то в ее лице будит в памяти смутные воспоминания, будто оно мне знакомо, но тут девушка замечает, что я на нее уставился, и все вылетает у меня из головы. Я прекрасно понимаю, что нельзя общаться с девушками вроде нее, поэтому понятия не имею, почему продолжаю смотреть на нее и улыбаюсь.
Вдруг я краем глаза замечаю какое-то движение. Тот подозрительный мужчина больше не пытается слиться с гостями. Его сутулости как не бывало, взгляд прикован к чему-то на другом конце комнаты, и он быстро пробирается туда через толпу. Его цель — девушка в голубом платье. У меня нет времени на вежливость, и, протиснувшись между двумя ошарашенными пожилыми джентльменами, я направляюсь к дивану, но незваный гость опережает меня. Он наклоняется и тихо и торопливо что-то говорит. Жесты его резки и порывисты, будто он пытается скорее высказать то, ради чего пришел, пока его не схватили за нарушение порядка.
Девушка отшатывается от него. Толпа смыкается, и они пропадают из виду.
Я тянусь за своим лазерным пистолетом, но понимаю, что не взял его с собой.
Без оружия я как без рук. Кидаюсь влево и опрокидываю парящий поднос на пол. Люди шарахаются в сторону, давая мне наконец пройти к столу.
Мужчина тянет девушку за локоть. Она пытается вырваться, ее взгляд мечется по толпе, молит о помощи и падает на меня.
Я уже на шаг ближе, но тут незнакомца хлопает по плечу мужчина в цилиндре. Рядом с ним стоит такой же самодовольный тип и два офицера — мужчина и женщина. Они знают, что человек с горящим взглядом — чужак и его присутствие здесь нежелательно.
Какой-то рыжеволосый джентльмен, возомнивший себя защитником девушки, дергает мужчину и толкает его к офицерам. Те берут его под руки. Я больше чем уверен, что он не умеет драться, как учат в колониях. Умел бы — управился бы с этими пьяными шутами. Они тащат его к двери, и один из них хватает его за шкирку. Я бы не стал так усердствовать, ведь он всего лишь пытался поговорить с той девушкой, но офицеры так не считают. Я останавливаюсь, пытаясь отдышаться.
Кваме Брэтуэйт, 85 лет, фотограф с объективом на Black Pride, умер
Реклама
Продолжить чтение основной истории музыканты и модели, а также обычные люди.
Кваме Брэтуэйт, фотограф, чьи интуитивные, часто элегические снимки деятелей культуры, таких как Мухаммед Али и Джеймс Браун, наряду с чернокожими моделями и обычными гражданами, были провозглашены катализатором движения «Черный прекрасен» 1960-х годов и позже, умер 1 апреля. Ему было 85 лет. В черных изданиях, таких как The New York Amsterdam News, The City Sun и журнал Essence, г-н Брэтуэйт вел хронику борьбы за гражданские права в своем родном Нью-Йорке. Но он также путешествовал по миру, собирая депеши с передовой в битве за панафриканское единство.
В 1972 году он захватил Wattstax, музыкальный фестиваль в Лос-Анджелесе, который называли Black Woodstock, с такими хедлайнерами, как Staples Singers и Исаак Хейс.
В 1974 году он отправился в Африку, чтобы снять жестокую славу матча чемпионата по боксу в супертяжелом весе между Мухаммедом Али и Джорджем Форманом в Киншасе, Заир, ныне Демократическая Республика Конго. В том же году он сопровождал Jackson 5 в их первой поездке в Африку.
Таниша С. Форд, историк из Университета Делавэра, написала о г-не Брэтуэйте в фотожурнале Aperture в 2017 году: «Его изображения, тщательно откалиброванные, чтобы точно отразить момент, сделали Блэка прекрасным для тех, кто жил в 19-м веке.60-х, и продолжает делать это сегодня для поколения, которое только сейчас может открыть для себя его работы».
Активист, а также художник, г-н Брэтуэйт не ограничивался простым наблюдением через видоискатель своей камеры за успехами, которые делала Черная Америка. Следуя указаниям Маркуса Гарви, лидера чернокожих националистов начала 20-го века, он вместе со своим старшим братом Эломбе Братом основал Африканское общество джазового искусства и студии в 1956 году, когда ему было всего 18 лет.
Диди в машине)», 1965. Его фотографии чернокожих фотомоделей и простых граждан стали визуальным дневником эпохи. Кредит… через архив Кваме Брэтуэйта
Организация, которая продвигала концерты в джазовых котлах, таких как Smalls’ Paradise в Гарлеме, и способствовала другим культурным мероприятиям чернокожих. по соседству, был явно политическим, объединив Движение африканских националистов-пионеров во главе с Карлосом А. Куксом, учеником Гарви, а также боролся за освобождение чернокожих в Южной Африке и по другим причинам.
В 1962 году два брата сделали еще один шаг к слиянию афроцентристской политики с черной эстетикой, помогая основать Grandassa Models. Коллектив нью-йоркских художников и активистов продвигал музыку, искусство и моду африканского наследия, а также отличительную красоту чернокожих моделей, которые демонстрировали самые разные оттенки кожи и черты лица и носили естественные афро прически, а не обработанные. , часто выпрямленные, прически, заимствованные из белой культуры или навязанные ею.
. провел показ мод с музыкой, танцами и устными выступлениями в ночном клубе Purple Manor на 125-й улице в Гарлеме. Название говорит само за себя: Naturally ’62: оригинальная африканская прическа и модная феерия, созданная для восстановления нашей расовой гордости и стандартов.
Шоу, организованное хаус-бэндом во главе с выдающимся джазовым барабанщиком Максом Роучем, оказалось настолько успешным, что стало проводиться два раза в год и стать показательным мероприятием для чернокожих модельеров. Это также было прославлением черной культуры, а также критикой европоцентристских стандартов, часто сосредоточенных на образах чернокожих американцев со светлой кожей, которые были распространены в популярной культуре того времени. В результате Naturally достаточно раздвинула границы, чтобы вызвать переполох даже в черном сообществе.
«Было много споров, потому что мы протестовали против того, что в журнале Ebony нельзя найти чернокожую девушку», — сказал г-н Брэтуэйт доктору Форду в статье Aperture.
Что такое черный? Г-н Брэтуэйт продемонстрировал черные фигуры с разными оттенками кожи, как на этой фотографии 1971 года «Без названия (руки в форме символа единства)». Кредит… из архива Кваме БрэтуэйтГилберт Рональд Брэтуэйт родился 1 января 1938 года в месте, которое он часто называл «Бруклинской Народной Республикой». Он был средним из трех сыновей Сесила и Маргарет (Мэлони) Брэтуэйт, иммигрантов с Барбадоса. Его отец был портным, который стал владельцем нескольких предприятий химчистки.
Г-н Брэтуэйт принял имя Кваме в начале 1960-х годов в честь Кваме Нкрумы, первого лидера постколониальной Ганы.
Семья переехала в Гарлем, когда мистер Брэтуэйт был ребенком, прежде чем поселиться в Южном Бронксе. Выдающийся ученик, он учился в Школе промышленного искусства (ныне Высшая школа искусства и дизайна) на Манхэттене.
Он подумывал о карьере графического дизайнера, когда в 17 лет увидел жгучее изображение, которое изменило ход его жизни.
На фотографии было изуродованное тело Эммета Тилля, 14-летнего подростка из Чикаго, который был замучен и убит белыми мужчинами во время посещения родственников в Миссисипи, предположительно за флирт с белой женщиной. Решение матери Эммета показать миру этот ужас — фотография Дэвида Джексона была впервые опубликована в журнале Jet — стало переломным моментом для движения за гражданские права и продемонстрировало г-ну Брэтуэйту, что фотография может иметь глубокое политическое влияние.
Вскоре он уже оттачивал свое мастерство, таская свою среднеформатную камеру Hasselblad в прокуренные джаз-клубы города. В августе 1959 года он настроил свой объектив на крупнейших именах в джазе — среди них Диззи Гиллеспи, Телониус Монк и Майлз Дэвис — на джазовом фестивале Randall’s Island в Манхэттене. Счет за три ночи читался как джазовый зал славы.
Как отметил Адам Брэдли в статье 2021 года в журнале The New York Times T, г-н Брэтуэйт сам играл на тенор-саксофоне и, как фотограф, чувствовал, когда нужно щелкнуть затвором в моменты пика эмоций во время выступления.
Как выразился его сын Кваме-младший: «Он понимал долины и крещендо музыки, импровизацию и то, как все это встраивается в те моменты, когда музыкант находится в зоне, подобной спортсмену».
В то же время г-н Брэтуэйт проводил бесчисленные часы в фотолаборатории, ища способы выделить чернокожие лица и черты лица, возясь, по словам его сына, с «освещением и временем экспозиции в процессе печати, чтобы учесть тот факт, что пленка не откалиброван для более темной кожи».
К началу 1970-х годов любовь мистера Брэтуэйта к музыке побудила его расширить свой кругозор и заняться хроникой регги, соула и поп-музыки, фотографической одиссеи, которая длилась десятилетиями. Как писал г-н Брэдли, г-н Брэтуэйт де-факто работал домашним фотографом театра «Аполло» в Гарлеме, и на протяжении многих лет он делал памятные снимки Боба Марли, Слая Стоуна, Уитни Хьюстон и многих других.
Помимо сына, у него осталась жена Сиколо; его брат Джон; его дочь Ндола Карлест; и четверо внуков. Он жил на Манхэттене.
Начиная с 2019 года его работы были предметом передвижной выставки «Черный прекрасен: фотография Кваме Брэтуэйта».
Во время одного из последних публичных выступлений мистера Бретуэйта в Музее города Нью-Йорка на Манхэттене в 2018 году доктор Форд попросил его подвести итоги своего наследия. Его ответ был прямым и по существу: «Я люблю чернокожих».
Разведенная женщина требует возмещения у свадебного фотографа 4 года спустя
Свадебный фотограф из Южной Африки на этой неделе получил то, что он называет самым безумным запросом, который он слышал в своей карьере. Женщина, чью свадьбу он снимал четыре года назад в 2019 году, требует полного возмещения стоимости свадебной фотографии, потому что она развелась и «фотографии ей больше не нужны».
Фотограф из Йоханнесбурга Лэнс Ромео сообщает PetaPixel , что клиент был другом друга, которого он встретил незадолго до свадьбы.
— Я делал фотосессию на дне рождения ее подруги, — говорит Ромео.
«Потом подруга сказала мне, что у нее есть подруга, которая выходит замуж и ей нужен фотограф. Тогда я сказал ей: «Вы можете дать ей мой номер». В ту же ночь, когда я вернулся домой, эта женщина связалась со мной и сказала, что ей нужен фотограф. Она сказала мне, что свадьба в Дурбане, родном городе ее мужа.
Ромео говорит, что назвал свою стандартную ставку в 15 000 южноафриканских рандов (~815 долларов США), пара договорилась о снижении цены до 12 000 рандов (~650 долларов США), соглашение было достигнуто, и фотограф снял свадьбу.
«После свадьбы я вернулся домой, отправил им фотографии и пошел дальше», — говорит Ромео. «Довольный клиент, ему понравились фотографии, и на этом все. По крайней мере, я так думал.
Перенесемся на четыре года вперед. В понедельник Ромео получил неожиданное сообщение от женщины в приложении для обмена мгновенными сообщениями WhatsApp. Первоначально Ромео думал, что она снова попросит его нанять его для еще одной съемки, но он был ошеломлен, когда женщина объяснила, что с тех пор она развелась и теперь требует возмещения, поскольку ей больше не нужны фотографии.
«Ну, теперь я разведена, и эти фотографии мне и моему бывшему мужу больше не нужны», — пишет она. «Вы проделали замечательную работу над ними, но они пропали даром, так как мы теперь в разводе, мне нужно будет вернуть сумму, которую мы вам заплатили, потому что они нам больше не нужны».
Подтвердив, что она действительно серьезно относится к просьбе, Ромео объяснила, что фотографы не предлагают такие возмещения.
«Мне очень жаль слышать, что вы с мужем развелись, но я уверен, вы понимаете, что этого не произойдет», — пишет он в ответ. «Фотосъемка — это услуга, за которую нельзя [sic] возместить деньги, если я уже предоставил вам услугу и фотографии. Я не могу вернуть вам деньги, потому что не могу снять фотографии».
Затем женщина усиливает требование, угрожая привлечь к делу адвокатов.
«Это то, что вы должны указать в своем контракте, что никаких возмещений!» пишет женщина. «Но вы этого не сделали, поэтому я имею право потребовать возмещение, поскольку мне больше не нужны ваши фотографии.
«Сначала я думал, что меня разыгрывают, — говорит Ромео. «Я думал, что она шутит, и что она расскажет мне, почему она связывается со мной, и она просто пыталась быть смешной. Поэтому я ответил так же, как ответил, думая, что она не может быть такой сумасшедшей и скажет мне, что это шутка. Но я так ответил на случай, если она серьезно, а оказывается, что она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО серьезна.
«Я встречал сумасшедших клиентов, но не таких. Она берет торт. […] Она пригрозила подать на меня в суд за клевету. Она не может [потому что ее никогда не называли публично], но, возможно, она думала, что я буду запуган.
«Было весело, не хочу врать. Дама до сих пор не подала виду. Она непреклонна в том, что ей нужно вернуть свои деньги, она очень серьезна и все еще хочет встретиться со мной. Я даже не знаю, что еще сказать, потому что это самая сумасшедшая вещь, которую я когда-либо испытывал в этой сфере деятельности».