Что такое синтез искусств: Что такое синтез искусств — определение, особенности и интересные факты :: SYL.ru

Движение символистов распространилось и на Россию, где Валерий Брюсов в 1894–95 издал антологию русских и французских стихотворений символистов. Возрождение поэзии в России на основе этого движения возглавил Владимир Сергеевич Соловьев. Его поэзия выражала веру в то, что мир представляет собой систему символов, выражающих метафизические реальности.Величайшим поэтом движения был Александр Блок, который в году «Двенадцать » (1918; «Двенадцать ») объединил русскую революцию и Бога в апокалиптическом видении, в котором 12 красноармейцев стали апостолами Нового Света во главе с Христом. Другими русскими поэтами-символистами были Вячеслав Иванович Иванов, Федор Сологуб, Андрей Белый и Николай Гумилев.

Брюсов Валерий Яковлевич, портрет неизвестного художника.

Движение символистов в поэзии достигло своего пика около 1890 года и начало стремительно падать в популярности около 1900 года. Атмосферные, несфокусированные образы поэзии символистов в конечном итоге стали рассматриваться как переоцененные и затронутые, а термин décadent , которым когда-то гордо хвастались символисты, стал среди других термином насмешек, обозначающим простую изысканность конца века. Однако произведения символистов оказали сильное и продолжительное влияние на большую часть британской и американской литературы 20 века. Их экспериментальные методы значительно обогатили технический репертуар современной поэзии, а теории символизма принесли свои плоды как в поэзии У.Б. Йейтс, Т.С. Элиота и в современном романе, представленном Джеймсом Джойсом и Вирджинией Вульф, в которых гармония слов и паттерны изображений часто преобладают над повествованием.

Одним из немногих успешных романов-символистов был роман « À rebours » (1884; Against Nature ) Ж.-К. Гюисманс. В книге рассказывается о разнообразных и удивительно изобретательных экспериментах в эстетическом декадансе, предпринятых скучающим аристократом. Обзор движения символистов Axel’s Castle (1931) американского критика ХХ века Эдмунда Уилсона считается классикой современного литературного анализа и авторитетного исследования этого движения.

Жорис-Карл Гюисманс, деталь масляной картины Жана-Луи Форена.

общественные науки | История, дисциплины, будущее развитие и факты

Эффекты теологии

Те же самые импульсы, которые побудили людей того времени исследовать Землю, звездные регионы и природу материи, побудили их также исследовать институты вокруг них: состояние, экономика, религия, мораль и, прежде всего, сама природа человека. Это была фрагментация средневековой философии и теории, а вместе с ней и крушение средневекового мировоззрения, о котором глубоко думали примерно до 16 века, что явилось непосредственной основой для возникновения нескольких направлений специальной социальной мысли, которые успели послужить источником вдохновения для социальных наук.

Средневековое богословие, особенно в том виде, в каком оно появляется в книге св. Фомы Аквинского Summa theologiae (1265 / 66–1273), содержало и вылепляло синтез идей о человечестве и обществе — идей, которые действительно можно рассматривать как политические, социальные, экономические, антропологические и географические по своей сути. Но отчасти именно эта тесная связь между средневековым богословием и идеями социальных наук объясняет различные траектории социальных наук, с одной стороны, и траектории физических наук и наук о жизни, с другой.Со времен английского философа Роджера Бэкона в 13 веке существовали по крайней мере некоторые зачатки физической науки, которые в значительной степени не зависели от средневекового богословия и философии. Историкам физической науки нетрудно проследить продолжение этой экспериментальной традиции, примитивной и нерегулярной, хотя по более поздним стандартам, в средние века. Наряду с экспериментами, отмеченными Бэконом, происходили впечатляющие изменения в технологиях в период средневековья, а затем, в поразительной степени, в эпоху Возрождения. Усилия по повышению производительности сельского хозяйства; рост использования пороха с последующим развитием оружия и проблем, которые они представляют для баллистики; рост торговли, ведущий к более широкому использованию судов и совершенствованию искусства навигации, включая использование телескопов; и весь спектр таких механических искусств в Средние века и Возрождение, как архитектура, инженерия, оптика и производство часов — все это придавало большое значение прагматическому и практическому пониманию хотя бы более простых принципов механики. , физика, астрономия и, со временем, химия.

Роджер Бэкон, английский ученый-экспериментатор, философ и францисканский монах.

Короче говоря, ко времени Коперника и Галилея в XVI веке существовал довольно широкий субстрат физической науки, в основном эмпирический, но не без теоретических выводов, на которых здание современной физической науки могло быть построенным. Примечательно, что эмпирические основы физиологии закладывались в исследованиях человеческого тела, которые проводились в средневековых медицинских школах и, как блестяще иллюстрирует карьера Леонардо да Винчи, среди художников эпохи Возрождения, чей интерес к точности и Детали живописи и скульптуры привели к их тщательному изучению анатомии человека.

Совершенно иным было начало социальных наук. Во-первых, Римско-католическая церковь в средние века и даже в эпоху Возрождения и Реформации была гораздо внимательнее к тому, что ученые писали и думали о человеческом разуме и человеческом поведении в обществе, чем к тому, что изучается и написано по физическим наукам. С точки зрения церкви, хотя, возможно, было важно следить за тем, чтобы мысли о физическом мире соответствовали, насколько это возможно, тому, что сказано в Писании — свидетелем, например, в знаменитом допросе Галилея, — было гораздо важнее, чтобы такое соответствие существует в вопросах, касающихся человеческого разума, духа и души. Почти все предметы и вопросы, которые легли в основу социальных наук в последующие века, были прочно вплетены в ткань средневековой схоластики, и даже самым смелым умам было нелегко сломать эту ткань.

Эффекты классики и картезианства

Затем, когда власть схоластики действительно начала ослабевать, на сцену вышли два новых влияния, столь же мощных, чтобы помешать формированию чего-либо, сопоставимого с прагматическими и эмпирическими основами физических наук. в изучении человечества и общества.Во-первых, это была огромная привлекательность греческих классиков эпохи Возрождения, особенно философов Платона и Аристотеля. Большая часть общественной мысли в эпоху Возрождения была не более чем толкованием или комментарием к греческой классике. Это можно увидеть на протяжении 15 и 16 веков.

Во-вторых, в 17 веке проявилось мощное влияние философа Рене Декарта. Картезианство, как называлась его философия, провозгласило, что правильный подход к пониманию мира, включая человечество и общество, основан на нескольких простых фундаментальных идеях реальности, а затем — на строгом, почти геометрическом выводе более сложных идей и, в конечном итоге, большие, всеобъемлющие теории, основанные на этих простых идеях, все из которых, как настаивал Декарт, были запасом здравого смысла — разума, общего для всех людей от рождения.Трудно преувеличить влияние картезианства на социальную, политическую и моральную мысль в течение полутора веков после публикации его «Рассуждения о методе » (1637) и его «Размышления о первой философии» (1641). В эпоху Просвещения в конце XVIII века картезианство охватило почти всех, кого интересовали проблемы человеческой природы и человеческого общества.

Рене Декарт.

Огромные объемы данных, относящихся к изучению человеческого поведения, становились доступными в 17 и 18 веках. Возникновение национализма и связанного с ним безличного государства повлекло за собой рост бюрократии, занятой сбором информации, в основном для целей налогообложения, переписи населения и торговли. Обширные и широко опубликованные отчеты о великих путешествиях, начавшихся в 15 веке, записи солдат, исследователей и миссионеров, которые по волеизъявлению часто вступали в длительные и тесные контакты с коренными и другими незападными народами, предоставили еще один большой запас данных.До начала XIX века эти и другие эмпирические материалы использовались, если вообще использовались, исключительно в иллюстративных целях в трудах социальных философов. Как и в не менее важной области изучения жизни, пока не существовало философской основы, позволяющей объективно и всесторонне интерпретировать эти эмпирические материалы. В то время это можно было сделать только в физике.

Что такое синтез простагландина? (с иллюстрациями)

Синтез простагландина — это производство липидных соединений в клетках некоторых животных, включая человека.Эти вещества являются химическими посредниками, которые опосредуют биологические процессы, такие как воспаление, и важны для нормального функционирования многих различных тканей. Некоторые ферменты инициируют синтез простагландинов, катализируя серию метаболических реакций, которые превращают жирную кислоту в конечный биологически активный продукт. Такие препараты, как аспирин, предотвращают синтез простагландина и, таким образом, уменьшают боль и воспаление.

Во многих тканях животных простагландины функционируют как клеточные сигнальные молекулы, которые выполняют различные функции: от отправки в мозг сигнала о температуре тела до сенсибилизации нейронов к боли. Эти липидные соединения делятся на три основных подтипа и вместе составляют эйкозаноиды — биологически активную группу жирных кислот. Синтез простагландина происходит внутри клеток всякий раз, когда необходимо одно из соединений, но не хранятся в специализированных отсеках, как это обычно бывает с биологически важными молекулами.Обладая множеством различных эффектов на нейроны, мышцы и эпителий, простагландин почти постоянно синтезируется в организме.

Когда высвобождаются ферменты, известные как циклооксигеназы (ЦОГ), начинается синтез простагландинов за счет окисления жирных кислот, особенно арахидоновой кислоты. Сами жирные кислоты происходят из тех же источников, что и липиды, из которых состоит клеточная мембрана.Окисление изменяет их основную структуру в зависимости от типа простагландина, который необходим в данный момент. ЦОГ 1 — это фермент, отвечающий за поддержание нормального уровня простагландинов в организме, в то время как ЦОГ 2 опосредует синтез при повреждении или инфицировании тканей. Синтез происходит почти в каждом типе клеток, за исключением белых кровяных телец и клеток без ядра.

Каждый раз, когда происходит повреждение ткани, различные иммунные клетки мигрируют в это место.Этот процесс клеточного ответа запускает выброс ЦОГ-2, что приводит к синтезу простагландинов в поврежденной части тела. Простагландины вызывают воспалительную реакцию, вызывая лихорадку и ограничивая инфекцию и потерю тканей. Другая разновидность регулирует некоторые механизмы свертывания крови, контролируя, где может образоваться сгусток, а где нет. Простагландин, известный как ПГЕ-2, влияет на изменения в матке, включая сокращения, и обычно используется в медицине для стимуляции родов или аборта.

Различные химические вещества могут подавлять синтез простагландинов — хорошо известный пример — аспирин.И ЦОГ-1, и ЦОГ-2 ингибируются аспирином, который предотвращает оксигенацию арахидоновой кислоты, которая необходима для синтеза. Предотвращая активность фермента, аспирин останавливает воспалительный процесс и снижает жар вместе с болевой чувствительностью, поскольку оба этих показателя уменьшаются без воздействия простагландина. Наряду с такими соединениями, как ибупрофен, аспирин является одним из нестероидных противовоспалительных препаратов (НПВП). В отличие от стероидов, таких как кортизон, НПВП предотвращают выработку простагландинов, а не лечат его эффекты.

Что такое искусство?

Понимание прочитанного — что такое искусство?

Развивайте навыки чтения. Прочтите следующий текст о лете и ответьте на вопросы на понимание

Что такое искусство?

Искусство относится к разнообразным видам деятельности человека по созданию визуальных, слуховых или исполнительских артефактов.Эти произведения искусства выражают творческое или техническое мастерство автора. Искусство нужно ценить за его красоту или эмоциональную силу. В самом общем виде эта деятельность включает создание произведений искусства, критику искусства, изучение истории искусства и эстетическое распространение искусства.

Функции искусств

Искусство на протяжении своей истории выполняло множество различных функций, что затрудняет абстрагирование или количественное определение его цели для какой-либо отдельной концепции.Это не означает, что цель Искусства «расплывчата», но что у него было много уникальных, разных причин для создания.

Искусство может иметь личную функцию, это выражение основного человеческого инстинкта гармонии, равновесия, ритма . Искусство на этом уровне — это не действие или объект, а внутреннее восприятие баланса и гармонии (красоты), и, следовательно, аспект бытия человека вне всякой пользы. Искусство также дает возможность познать себя по отношению к вселенной.Этот опыт часто может быть немотивированным, так как человек ценит искусство, музыку или поэзию.

С другой стороны, искусство может иметь социальную функцию. Проще говоря, искусство — это форма общения. Он стремится развлечь и вызвать определенную эмоцию или настроение с целью расслабления или развлечения зрителя. Искусство также может быть выражением социального протеста, стремящегося поставить под сомнение аспекты общества.

Виды искусства

Самыми старыми видами искусства являются изобразительное искусство , которые включают создание изображений или объектов в таких областях, как живопись, скульптура, гравюра, фотография и другие визуальные средства массовой информации.Архитектура часто включается в изобразительное искусство; однако, как и в декоративном искусстве, оно включает создание предметов, для которых важны практические аспекты использования, например, в отличие от живописи.

Музыка, театр, кино, танцы и прочее исполнительское искусство , а также литература и другие средства массовой информации, такие как интерактивные средства массовой информации, включены в более широкое определение искусства или искусства.

История

До 17 века искусство относилось к любому умению или мастерству и не отличалось от ремесел или наук .В современном использовании после 17 века, когда эстетические соображения имеют первостепенное значение, изобразительное искусство отделено от приобретенных навыков в целом, таких как декоративное или прикладное искусство.

Характеристики искусства

Искусство можно охарактеризовать с точки зрения мимесиса (т. Е. Его представления реальности), выражения, передачи эмоций или других качеств. В период романтизма искусство стало рассматриваться как «особая способность человеческого разума, которую можно отнести к религии и науке».Хотя определение того, что составляет искусство, оспаривается и менялось с течением времени, в общих описаниях упоминается идея творческих или технических навыков, проистекающих из человеческого агентства и создания .

Эстетика

Природа искусства и связанные с ним концепции, такие как творчество и интерпретация, исследуются в области философии, известной как эстетика.

Источник: Википедия

Средневековый синтез

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ СИНТЕЗ

Профессор Кейт Уорд

Учеником и преемником Платона в Афинах был Аристотель (384 — 322), основавший свою философскую школу — Лицей.Философия Аристотеля доминировала в более поздний средневековый период в Европе и оказала влияние как на ислам, так и на христианство.

Вообще говоря, философия в средние века была во многом служанкой богословия. Это до такой степени, что, когда я получил степень по философии, не было упомянуто ни одного философа, жившего во времена средневековья, а история философии пошла прямо от Аристотеля к Декарту.

Это был очень вводящий в заблуждение взгляд на историю идей, и он зависит от гораздо более позднего мнения о том, что философия и теология полностью отличаются друг от друга и даже противоположны друг другу.Причина этого, я полагаю, в том, что богословие рассматривается как конфессиональная дисциплина. Он защищает убеждения церкви или религиозной организации и поэтому является в первую очередь апологетическим. Однако философия по своей природе критически относится ко всем вероисповеданиям и организациям и может выдвигать аргументы в защиту атеизма, а также в защиту религиозных взглядов.

Этой точки зрения сейчас можно придерживаться довольно широко, но это не единственно возможная точка зрения, и я сам не придерживаюсь ее. Богословие можно рассматривать как систематическое интеллектуальное изучение верований и практик, касающихся «теоса», Бога.Эти убеждения не обязательно должны принадлежать какой-либо конкретной религиозной организации. Есть христианское богословие, мусульманское богословие, еврейское и индуистское богословие. Может показаться, что буддисты остались в стороне, и говорить о буддийской теологии кажется странным. Удивительно, но, возможно, некоторые буддисты поступают так, и это потому, что слово «теос» может использоваться для обозначения «того, что считается в конечном итоге реальным или имеющим высшую трансцендентную ценность». Многие буддисты верят в то, что в конечном итоге реально — поток мыслей, чувств и ощущений, которые, возможно, составляют человеческий опыт, — и в отношении того, что имеет высшую трансцендентную ценность — Нирваны, сверхчеловеческого состояния разума и блаженства.

Сейчас может показаться, что я использую теологию, чтобы охватить абсолютно все, но это не так. Существуют философские исследования о человеческой личности, языке, природе знания и многих других темах, которые прямо не говорят о том, что в конечном счете реально или имеет высшую трансцендентную ценность. Отдел философии, который занимается этими последними вопросами, часто называют «метафизикой», изучением того, какие существуют основные виды вещей и ценностей.

Значит, я приравниваю теологию к метафизике? В некотором смысле я нахожусь в очень хорошей компании.«Метафизика» Аристотеля (названная так потому, что это собрание его сочинений идет после книги по физике) с таким же успехом могла быть названа его «теологией». Он, безусловно, содержит важные обсуждения Бога и конечной природы вещей. Конечно, это не христианское богословие, но христианское богословие — лишь одна из ветвей общего богословия.

В этом смысле атеист может быть теологом, и большинство атеистов, которых я знаю, были бы потрясены такой перспективой. Таким образом, следует признать, что те, кто называет себя богословами, обычно озабочены изложением и анализом верований одной или нескольких религиозных организаций или их священных текстов.Им не нужно соглашаться с этими убеждениями, но изучение якобы выявленных верований является их главной задачей.

Из этого не следует, что богословие в этом более узком смысле должно быть апологетическим. Он не должен быть посвящен защите убеждений одного конкретного религиозного учреждения. Не все философы критически относятся к любым верованиям. Многие философы крайне догматичны в своих убеждениях и не стесняются писать апологетику в пользу таких убеждений.Итак, философ вполне может придерживаться религиозных убеждений и писать апологетики в их пользу.

Это не мешает таким писателям существовать в собственном философском смысле. Метафизический философ вполне может решить, что есть веские причины верить в существование Бога. В таком случае будет разумно думать, что Бог, возможно, открыл божественную природу и цель, а не просто предоставил людям открывать такие вещи (которые, вероятно, скрыты в глубинах божественного разума) для себя.Если одно такое откровение будет признано подлинным, будет разумным включить его содержание в общую метафизическую систему.

По-видимому, божественное откровение не будет противоречить метафизике, но может выполнить ее и в некоторых отношениях изменить. В этом случае метафизик может превратиться в систематического богослова, включив в метафизическую систему некоторые данные, полученные из откровения. Переход может быть безболезненным и даже просветляющим.

Это точно отражает позицию философов, таких как Фома Аквинский, которые взяли философию Аристотеля и изменили ее в соответствии с христианским откровением, чтобы сформировать то, что они считали более адекватным философским взглядом.Было бы неправильно предполагать, что Ансельм и Фома Аквинский были вынуждены придерживаться какой-то католической линии и просто использовали философию для поддержки ряда приемлемых верований. Нет никаких оснований сомневаться в том, что они нашли в философии Аристотеля убедительную метафизическую систему, которая, казалось, естественным образом привела к христианской вере в Бога-творца, чье откровение во Христе подтвердило и расширило в целом аристотелевскую метафизику.

Поворот от Платона к Аристотелю, который произошел в Западной церкви в десятом и одиннадцатом веках, свидетельствует о различии в подходах между восточными православными церквями и Римско-католической церковью.Православные церкви уделяют большое внимание высшей тайне божественной «усии», иконам как конечным изображениям бесконечного Бога и «обожению» — приобщению к божественной природе — как конечной цели человеческой жизни. Так, например, когда дело доходит до Святой Евхаристии, православные, безусловно, верят, что Христос действительно присутствует в хлебе и вине, но обычно они предпочитают думать об этом как об участии человеческой жизни в божественной жизни высшей Добра и Красоты. , не вдаваясь в подробности о механике процесса.Платонический подход состоит в том, чтобы принять участие конечного в конечном, без указания какого-либо конкретного концептуального определения этого.

Католическая церковь, однако, на Латеранском соборе 1215 года определила доктрину пресуществления в аристотелевской терминологии, постановив, что случайности хлеба и вина существуют без основной субстанции, в то время как они являются средством передачи субстанции тела Христа и кровь верующему. Как использование аристотелевской терминологии, так и стремление прийти к единому правильному и точному концептуальному определению типичны для католического подхода.Мы могли бы сказать с некоторой степенью упрощения, что Православные церкви являются платоническими, тогда как католическая церковь — это аристотелевская церковь.

Теологи, подобные Аквинскому, заявляют, что христианская вера слепа, беспрекословна или иррациональна, абсурдна. Во всяком случае, томистское изложение христианской веры слишком рационалистично и слишком систематично, чтобы охватить разнообразие и таинственность христианских верований. На чем оно основано, так это на постулате о том, что весь космос является творением в высшей степени понятного и рационального Бога, что люди, созданные по образу Бога, могут следовать за действиями божественного разума, по крайней мере, в значительной степени, и поэтому что космос можно понять, применяя разум.

В христианской вере, конечно, есть загадки, хотя Фома Аквинский сводит их к двум: Троице и Воплощению. И даже в этом случае легко найти рациональные аргументы — например, у Ричарда Сент-Викторского — почему Бог должен быть именно трехчастным, а не более или менее. И Ансельм в своей великой книге «Cur Deus Homo?», Не колеблясь, приводит причины, по которым Богу пришлось воплотиться, чтобы искупить людей. Он даже подсчитывает точное количество людей, которые будут спасены — оказывается, это количество падших Ангелов, чьи места на небесах теперь необходимо заполнить.

Независимо от того, находим ли мы сейчас такие аргументы убедительными, не может быть никаких сомнений в том, что они выражают решимость найти причины для всего, не оставлять ничего иррационального в Боге или в творении. Таким образом, позднесредневековая христианская философия заложила основу для широко распространенного современного научного убеждения, что Вселенная может быть понята человеческим разумом и что понимание космоса как рациональной системы является обязательным как можно более полным. Что бы это ни было, это не слепая и нерациональная вера.

Более того, Фома Аквинский не был рабом догматической и репрессивной церкви. Напротив, его произведения были среди тех, которые были осуждены епископом Парижа в 1277 году. Некоторые считали Аристотеля опасно неортодоксальным, даже, возможно, материалистическим писателем, чьи взгляды были несовместимы с христианством. Однако вскоре Аквинский стал интеллектуальным краеугольным камнем католической ортодоксии. Всякая религия, как и всякая человеческая мысль, содержит антиинтеллектуальные и репрессивные тенденции.Но в католицизме восторжествовал рационализм, а вместе с ним и твердая вера в способность человеческого разума работать или, по крайней мере, обеспечивать основу фундаментальных убеждений о природе космоса и о том, как люди должны действовать в нем.

Проблема с использованием Аристотеля в качестве руководства по рациональной метафизике и теологии заключается в том, что многие из его убеждений о мире природы были ошибочными. Он ошибался в отношении природы звезд, солнца и луны, в отношении интертии и силы тяжести, в отношении законов движения и атомной структуры вещества.Более того, некоторые обвиняют его в том, что он на десятилетия, если не столетия, препятствовал развитию науки. Писатель науки семнадцатого века Фрэнсис Бэкон сказал, что учение Аристотеля о конечных причинах было «бесплодными, как посвященные Богу девы». И можно утверждать, что современная наука по-настоящему началась только тогда, когда был оставлен поиск «сущностной природы» вещей и конечных причин, ради которых они существуют.

Современная наука не занимается существенной природой, но имеет тенденцию рассматривать все материальные вещи как образующие континуум, в котором нет резких разделений на классы.И современная наука не занимается какими бы то ни было целями, которые могла бы иметь природа, а занимается исключительно общими математически описываемыми отношениями, которые возникают между физическими объектами.

Итак, с одной стороны, повторное открытие Аристотеля было важным фактором в подъеме современной науки. Он поощрял исследование причин вещей, которые можно было обнаружить путем внимательного наблюдения и поиска интеллектуальной элегантности. С другой стороны, общий взгляд Аристотеля на природу как на область, в которой Формы или сущностные сущности стремились реализовать себя еще более совершенно в материи, потому что то, что они должны делать хорошо, противоречили современному научному взгляду на природа как область, в которой общие законы природы регулируют отношения между объектами, без какой-либо ссылки на цель или ценность.

Один из способов разрешить этот парадокс — провести четкое различие между теориями Аристотеля о физике и его метафизическими взглядами. Здесь помогает христианское развитие философии Аристотеля Аквинским, потому что оно позволяет естествознанию исследовать законы, в соответствии с которыми ведут себя физические сущности, при этом утверждая, что цели природы скрыты в разуме Бога. Естественные науки не имеют прямого доступа к этому разуму, и может потребоваться некоторая форма откровения, чтобы дать ключ к разгадке целей Бога.Естествознание покажет понятность и изящество законов природы. Но только философия может исследовать вопрос о том, может ли вся природа быть создана для определенной цели, и могут ли быть важные аспекты созданного порядка (например, сознательные мысли и чувства), которые нельзя полностью исследовать методами естественных наук.

Аристотель определенно думал, что Бог существует, и он излагает свой взгляд на Бога в книге 12 «Метафизики».Там он говорит: «Бог — вечное и прекраснейшее живое существо, так что непрерывная и вечная жизнь и продолжительность принадлежат ему … он нераздельн и неделим, потому что он перемещает вещи на протяжении бесконечного времени … он думает. о том, что является самым божественным и самым ценным … его жизнь подобна лучшему, чем мы можем наслаждаться … и его созерцание — самое приятное … оно движет вещами любовью (то есть потому, что его любят) » .

Эта идея Бога не основана на каком-либо откровении, и это не обычный индуктивный причинный вывод из наблюдения того, что происходит в мире природы.Это больше похоже на фундаментальный постулат, ключевая интегрирующая идея общей концептуальной схемы для интерпретации мира последовательным, последовательным, правдоподобным, плодотворным и проясняющим образом.

Аристотель думает о Боге как о объяснении того, почему мир такой, какой он есть. Но он думает об особом виде объяснения, объяснения, которое будет абсолютным, поскольку не нуждается в дополнительных объяснениях. Объяснение — это то, что отвечает на вопрос «почему?», И если бы вы могли придумать что-то, само утверждение которого дает вполне удовлетворительный ответ на этот вопрос, чтобы не возникало дополнительных вопросов о том, почему это так, то тогда у вас было бы абсолютное объяснение.

Когда Аквинский заявляет, что изложил пять способов демонстрации существования Бога, в начале Summa Theologiae он излагает аргументы Аристотеля в «Метафизике». Оба они задают вопрос: «Есть ли что-нибудь вообразимое или состояние, которое могло бы дать абсолютное объяснение существования и природы Вселенной?»

«Первый и второй« пути »Фомы Аквинского указывают на то, что если что-то изменяется или возникает, такое изменение или происхождение требует объяснения в терминах чего-то иного, чем измененная или возникшая вещь.Но тогда нужно будет объяснить и кое-что другое. Так что это должно быть чем-то отличным от измененной или возникшей вещи. Наконец, удовлетворительное объяснение изменения или возникновения должно лежать в чем-то неспособном к изменению или появлению.

Эта форма аргументации нравится не всем. Ричард Докинз, ставший теологом в преклонном возрасте, рассматривает это как «произвольное придумывание терминатора» с необоснованным предположением, что Бог, терминатор, невосприимчив к регрессу.Но на самом деле постулировать неизменное существо или состояние как объяснение изменяющегося процесса — это именно то, что делают космологи, пытаясь объяснить «Большой взрыв». Они справедливо считают, что просто иметь начальную сингулярность в происхождении вселенной — значит оставить ее без окончательного объяснения. Поиск объяснения, который является высшей мотивацией всей науки, остановился бы в действительно произвольном состоянии, которое само по себе не могло быть объяснено.

Итак, космологи ищут что-нибудь, что могло бы объяснить Большой взрыв.И одно из наиболее популярных объяснений в настоящее время — это постулирование набора неизменных квантовых законов, которые управляют набором случайных квантовых флуктуаций в вакууме. Я не собираюсь объяснять, что это означает и какие трудности возникают с этим, но интересно то, что правильной научной задачей является найти что-то, что не является ни воплощенным в жизнь, ни изменяемым — набором квантовых законов — что может объяснить, как возникла Вселенная.

Докинз отмечает, что называть это объяснение Богом «смертельно ошибочно».Но я думаю, что у него нет терпения, чтобы увидеть, что происходит, или насколько это похоже на настоящее научное исследование, по общему признанию, на грани человеческого понимания. Фома Аквинский ищет окончательное объяснение вселенной. Следуя Аристотелю, он утверждает, что может указать некоторые характеристики, которыми он должен обладать. Он должен быть вне изменений и происхождения. Но этого пока недостаточно. Научный вопрос будет заключаться в следующем: почему эти законы такие, какие они есть? И Аквинский видит, что единственный удовлетворительный ответ на этот вопрос — показать, что альтернативы просто нет.Если вы поймете, что они собой представляют, вы увидите, что они должны быть такими, какие они есть; иначе и быть не могло.

Наука приближается к этому? Сделал попытки. Стивен Вайнберг говорит о «окончательной теории» как о единственном последовательном математическом формализме, который может дать начало вселенной, содержащей разумную жизнь. Законы такие, какие они есть, потому что если бы их не было, не было бы разумной жизни. Законы необходимы для того, чтобы Вселенная была такой, какая она есть.

Это удивительное заявление, что если Вселенная такая, какая она есть, то есть только один набор окончательных математических законов, которые могут сделать это так.Утверждение удивительно, потому что, вероятно, существует бесконечное количество возможных математических законов, и поэтому шансы на существование этого множества бесконечно малы. Тем не менее, может случиться бесконечно невероятное.

Но даже этого недостаточно. Почему должна быть разумная жизнь? Почему не должно быть других законов, которые не приведут к разумной жизни? Итак, математики-физики (некоторые из них, по крайней мере, и некоторые из самых лучших из них) предполагают, что существуют все возможные математические формализмы.В конце концов, математические истины обязательно являются тем, чем они являются, — это почти определение математической истины. И если бы у вас был исчерпывающий набор математических истин, он был бы неизменным и не мог быть создан или разрушен. Математические истины вечны и необходимы.

С этого момента граница между наукой и метафизикой стирается. Существование платонической математической области не поддается наблюдению или эксперименту.Это постулат о том, что в конечном итоге лежит в основе и оправдывает основную аксиому научной веры — что космос полностью понятен и что его можно в конечном итоге объяснить. Преследуя этот постулат, космологи сегодня теоретизируют, что, возможно, каждая математически возможная вселенная действительно существует, порожденная необходимым и вечным набором математических истин. Мы находимся в этой вселенной, и, возможно, как говорит Вайнберг, это единственная, в которой действительно существует разумная жизнь.

Но при чем здесь Бог? Для Фомы Аквинского, как и для Аристотеля, Бог приходит потому, что математические истины, хотя и необходимы и вечны, не существуют сами по себе. Платон ошибался, если думал, что это так. Они существуют, но не сами по себе. Они существуют, как и все концепции, в умах. И полный и исчерпывающий набор всех возможных математических истин, еще никоим образом не обнаруженных человеческими математиками, существует в космическом разуме, космическом сознании, мыслями которого они являются.

Бог — не антропоморфный бородатый старик, который находит места для парковки своих любимых людей, как, кажется, думает Докинз. Бог — это космический разум, содержанием которого является полный набор всех математических истин. И когда у вас есть космический разум, Аквинский ясно видит, у вас появляется сознание, которое может осознавать, оценивать и различать все возможности, математические и другие, которые существуют.

Я сочувствую Ричарду Докинзу, когда он выражает радикальное отвращение ко всем этим абстрактным и загадочным соображениям.Это отвращение, которое зоологи могут испытывать к космологам, то же самое, что практические ученые, которые балуются пробирками и трется о реальных животных, могут испытывать к квантовым физикам, которые записывают свои сумасшедшие мысли на оборотной стороне конвертов загадочными математическими символами. Сочувствую; но я не могу согласиться с тем, что все это чепуха или антирациональность. Это поиск разума, доведенный до предела.

Аквинский, хотя и жил задолго до появления современных космологов, задает вопросы, которые они задают сейчас.Что может быть окончательным объяснением вселенной? Может ли это быть космический разум, который рассматривает все математически последовательные возможности, оценивает разумную жизнь как хорошую и достойную существования и создает этот конечный мир, который может быть единственным конечным миром, в котором может существовать разумная жизнь?

Аристотель закрыл разрыв, существовавший у Платона между миром форм и Демиургом, создавшим мир по их образцу. Для Аристотеля Формы существуют в вещах; но одна из этих вещей — высший космический разум, который сам строит на них мир.Как происходит такое формирование паттернов? Потому что ум не только предполагает; он оценивает и наслаждается. Он определяет определенные возможные состояния как хорошие, то есть как желательные, которыми можно наслаждаться ради самих себя. Фома Аквинский, вслед за Аристотелем, говорит, что «добро вещи состоит в том, что она желательна» (Summa Theologiae, вопрос 5, статья 1).

Многие квантовые физики принимают теорию «многих миров» Хью Эверетта, согласно которой все возможные состояния действительно существуют. То, что подразумевается под «всеми возможными состояниями», является предметом интенсивных дискуссий, но одна интерпретация говорит обо всех возможных математически конфигурируемых состояниях, которые согласуются с квантовыми законами.

В основе этой точки зрения лежит аксиома о том, что простые возможности или вероятности (например, волна вероятности для электрона) не могут существовать, если они не существуют в чем-то действительном. Как сказал Аристотель: «Актуальность предшествует возможности». Мы можем говорить о существующих возможностях только в том случае, если они существуют в чем-то актуальном. Итак, Эверетт считает каждую возможность реально существующей. Это в некотором смысле призвано уменьшить огромную невероятность существования этого космоса из всех возможных альтернатив, допускаемых квантовой теорией.Но другая модель, и очень естественная, состоит в том, чтобы думать обо всех возможностях как о существующих в разуме Бога, космическом сознании, которое лежит в основе всех математически описываемых возможностей.

Такой ум знал бы, какие состояния желательны или нежелательны. Например, космос, содержащий разумные формы жизни, желателен, но космос, в котором такие формы жизни сильно страдают без причины и без облегчения, нежелателен. Это было бы очень хорошей причиной для того, чтобы сделать возможный космос актуальным, если бы он реализовал множество желаемых состояний, включая множество конечных примеров сознательного понимания, оценки красоты, моральных и творческих усилий, дружбы и счастья.

Для Фомы Аквинского есть два основных типа причин, которые могут объяснить, почему существует конкретная вселенная. Один изложен в первых трех «путях». Он апеллирует к необходимости, к тому факту, что должно быть вечное и неизменное существо с такой же природой. Должен быть космический разум, содержащий исчерпывающий набор всех возможных состояний. Я показал, что это не какая-то устаревшая и произвольная идея. Это идея, которая привлекает космологов, а также таких физиков, как Эйнштейн, который писал: «Цель физики — не только узнать, что такое природа и как осуществляются ее действия, но и как можно глубже проникнуть в суть природы. Утопическая и, казалось бы, высокомерная цель познать, почему природа такая, а не иначе…. таким образом, можно сказать, что сам Бог не мог устроить эти связи иначе »(Вклад в Festchrift для Аунель Стадола, Цюрих, 1929).

Но другая основная причина для объяснения того, почему вещи такие, какие они есть, состоит в том, чтобы показать, что они желательны для разумного существа. Я объясняю, почему я хорошо ем мороженое, когда говорю, что оно мне нравится! Я объясняю, почему люди пытаются получить деньги, показывая, что за деньги можно получить то, что они хотят. Для Аквинского знание, сила, дружба и счастье — все объекты рационального желания.Они хороши по своей сути, хороши сами по себе и сами по себе. Таким образом, я могу объяснить, почему существует конкретный космос, показав, что он реализует по своей сути хорошие вещи или состояния.

«Четвертый и пятый пути» Фомы Аквинского указывают на такую ​​форму объяснения. Они построены таким образом, что требует сочувственного понимания аристотелевских способов мышления и легко поддаются пародированию. Ричард Докинз забавно пародирует четвертый способ, согласно которому все совершенства (внутренние блага) должны существовать «более высоким способом» в своих причинах, отмечая, что, поскольку все запахи должны существовать в Боге, Бог должен быть «в высшей степени несравненным. мерзкий тип’.

Фома Аквинский, однако, не думает, что Бог, который есть чистый Дух, на самом деле обладает какими-либо физическими свойствами, даже зловонием. Он думает, что если внутреннее благо (например, человеческое сознание) возникает и если его должным образом объяснить, оно не может просто «появиться из ночи», как выразился Аристотель, из чистого небытия. Либо это необходимо, либо это происходит потому, что оно рассматривается как хорошее, и процесс, из которого он возникает, существует для его реализации.

Это «видение добра» не является физическим процессом.Он существует в разуме Бога. Объяснение хорошего состояния состоит в том, что оно рассматривается как желательная возможность в космическом разуме, который затем стремится реализовать его. Именно в этом смысле все совершенства предсуществуют на более высоком уровне как идеи в разуме Бога. Обращение к объяснению с точки зрения ценности и цели — вселенная создана ради добра, которое она делает возможным.

Докинз, похоже, не принимает это как форму объяснения, поскольку он говорит, что «Уорд ошибается в том, что значит объяснять что-то».Но объяснение с точки зрения внутренней добродетели знакомо и вполне респектабельно. Объяснение Вселенной Аквинским обращается к объяснениям с точки зрения как необходимости, так и благости. Бог — это тот разум, который с необходимостью представляет все возможные состояния (своего рода теория многих возможных миров) и видит в некоторых из них хорошие. Вечный и неизменный разум вызывает временные и изменчивые вещи, потому что они выражают и подражают совершенной добродетели того, что обязательно содержит все совершенства.

Этот Бог прост в том смысле, что он неделим, без составных частей, на которые он может быть разложен. Образцом такой простоты является сознание, которое может иметь богатое и сложное содержание, но которое является неделимым единым целым, объединяя все свое сложное содержание в неразрывном единстве одного сознания. Я полагаю, Докинз отвергает эту идею, потому что он не думает, что сознание, даже чистое сознание космического разума, может существовать без сложной физической основы.

Это просто догма материализма. Ни Аристотель, ни Фома Аквинский не были материалистами. Они оба считали, что высшая реальность, в которой только можно найти полное объяснение вселенной, должна быть разумом, разумом, объединяющим в себе необходимость и добро. Демонстрации Бога Аквинским стремятся поддержать эту веру. Вряд ли можно было ожидать, что его мысли будут приемлемы без изменений много веков спустя.